Больше не твои. После развода - стр. 32

Я прикрываю глаза, вспоминая то, через что мне пришлось и приходится проходить по сей день.

— Это был ад, и он повторяется ежегодно. В этом году еще не было. Я жду и боюсь повторения. Я просто научилась жить с этим и быстро различать, что с ней происходит: обычное ОРВИ или что посерьезнее. Научилась делать уколы, ношу с собой аптечку. В прошлом году впервые обошлось без больницы.

— Что говорят врачи?

— Разводят руками. Рекомендуют съездить на море. Я была у самых ведущих специалистов города, и не у одного. Все они пожимают плечами.

— Самый ведущий специалист деревни — не ведущий, Айлин, — резко перебивает бывший муж. — Надо было ехать в столицу.

— Еще скажи, что надо было к тебе обратиться… — не удерживаюсь от колкости, но под грозным взглядом мужа быстро беру себя в руки.

— Ты настолько меня зверем считаешь?

Произнеся последние слова, Рамис стискивает челюсти, метает молнии взглядом и сжимает кулак с толстым перстнем на безымянном. Перстень находится там, где раньше было обручальное.

— Просто напомню, что это ты отправил меня на аборт.

— Отправил.

— Даже не будешь оправдываться? — спрашиваю у него.

— Наша жизнь была уже невыносимой, Айлин. Просто вспомни.

Отстранившись от Рамиса на безопасное расстояние, я перечу:

— Даже если так. Даже если я была нелюбимой, истеричной женой, которая разбивала посуду, кричала и плакала сутками напролет. Даже если ее супруг, которого она успела полюбить, изменял ей с другой. Даже если все так, то этот ребенок все равно не был причастен к нашему несчастью.

— Успела полюбить? — переспрашивает Рамис. — А ты вообще любила, Айлин? Ты хоть раз говорила, что любишь?

Покачав головой, я несколько раз моргаю, чтобы смахнуть с глаз предательскую соленую пелену, и поднимаю взгляд.

— А ты? — спрашиваю в ответ.

— У меня нет ответа. Мы с тобой понимали, что брак по договоренности. Ты — тоже, Айлин.

— Я — нет. Я не понимала. Мне никто не сказал, что меня продают как овцу с пастбища. Поэтому я не говорила. А ты и не любил.

Рамис меняется в лице.

И нас обоих захлестывают эмоции.

— Я не знал, что тебе не сказали. Понял уже ночью после свадьбы, когда сказал тебе и увидел твои слезы.

— Не нужно оправдываться спустя столько лет. Ты поступил жестоко с Селин, и перед ней у тебя точно не найдется оправдания…

— Мама! Мамочка! — громко кричит Селин.

Я резко оборачиваюсь.

Селин бежит нам навстречу, привлекая внимание всего ресторана. Я подхватываю ее на руки и усаживаю рядом с собой, а сама незаметно вытираю слезы.

— Пойдем со мной, мама? — просит она, указывая на детскую зону.

— Обязательно, только чуть позже. Смотри, тебе несут чесночные гренки и сок. Только перед этим поешь немного супа с морковкой, который для тебя заказал дядя Рамис, договорились?

— Хорошо, — быстро соглашается дочь.

Селин съедает всего несколько ложек супа, а потом тянется за гренками. В это время нам с Рамисом приносят блюда. Когда официант ставит передо мной чашку с лавандовым рафом, я в удивлении поднимаю глаза.

— Это я заказал. Ты его любишь, — произносит Рамис, поймав мой взгляд.

— Ты помнишь?

— Помню, Айлин. Я привозил его по вечерам из кофейни возле дома, потому что только он тебя успокаивал.

Сделав глоток горячего рафа, я прикрываю глаза от наслаждения. И от боли тоже, потому что перед глазами возникают те самые вечера, о которых Рамис жестоко мне напомнил.