Болевая точка: Воскреси меня для себя - стр. 29
Разговор прервал звук тяжёлого удара трости о паркет в холле. Размеренный. Неумолимый. Каждый удар – как отсчёт секунд до взрыва. Руслан вжал голову в плечи. Я же, наоборот, выпрямился, чувствуя, как напрягаются мышцы спины.
– В кабинет. Оба, – голос отца не был громким, но от него, казалось, задрожали стёкла в окнах.
Кабинет Тимура Хасаева был сердцем его империи. Место, где заключались сделки и выносились приговоры. Огромный, отделанный тёмным дубом, с тяжёлыми портьерами, не пропускающими солнечный свет даже в самый яркий день. В воздухе висел густой, въедливый запах кубинских сигар и власти. Отец сидел в своём массивном кожаном кресле за столом из цельного куска морёного дуба. Седой, с лицом, иссечённым морщинами, как карта старых, забытых дорог. Глаза, выцветшие, почти прозрачные, смотрели на нас так, будто видели не сыновей, а два проблемных актива, которые подвели его в самый неподходящий момент.
Мы вошли и остановились посреди комнаты, как провинившиеся школьники.
– Сели, – бросил он, не глядя на нас, а изучая дымящийся кончик сигары.
Мы опустились в кресла для посетителей. Жёсткие, с прямой спинкой, неудобные. Специально, чтобы просители не засиживались и чувствовали себя неуютно.
Тимур медленно затянулся, выпустил в нашу сторону облако сизого дыма. Молчание длилось, казалось, вечность. Он мастерски владел этим оружием. Давал напряжению нарасти, заставлял нервы оппонента натянуться до предела, чтобы потом одним точным ударом порвать их.
– Итак, – начал он наконец, не повышая голоса. – Выспались? Головы проветрили? Теперь можно и поговорить. Не о бизнесе. С теми, кто это устроил, я разберусь сам, и им это не понравится. Поговорим о чудесном спасении.
Он перевёл свой ледяной взгляд на Руслана. Младший съёжился под этим взглядом.
– Руслан. Ты был в сознании. Опиши мне её.
– Э-э… ну… – залепетал брат, бросая на меня панический взгляд. – Там темно было… Я не очень помню… Всё как в тумане… Кровь, боль…
– Не ври мне, – голос отца стал тише, но от этого только страшнее. – Ты никогда не умел врать. Дамир, может, и научился, а ты – нет. Так что давай, вспоминай. Рост, волосы, глаза. Каждое слово, что она сказала.
Руслан сглотнул. Я видел, как он борется с собой. Страх перед отцом был вбит в него с детства. Но и преданность мне была не меньше.
– Она… высокая, – выдавил он наконец. – Волосы тёмные, в какой-то пучок собраны. Глаза… серые, кажется. Злые. Очень злые. Говорила, чтобы мы не дёргались, а то хуже будет. Ругалась много. Котом своим командовала.
– Котом? – Тимур медленно повторил, будто пробуя слово на вкус. Уголок его рта едва заметно дёрнулся в подобии усмешки. – Интересно. Адрес.
Тут Руслан посмотрел на меня с отчаянием. Я едва заметно качнул головой.
– Не помню, отец. Правда. Мы ехали, потом авария… потом её квартира. Какой-то обычный дом, многоэтажка, спальный район. Я бы не нашёл сейчас.
Отец вздохнул и перевёл взгляд на меня. Хищный, изучающий. Взгляд, который просвечивал насквозь.
– А ты, Дамир? У тебя с памятью всегда было лучше. Ты пошёл против меня сегодня утром. У тебя были на это причины. Я хочу их услышать. Её имя.
Я молчал, глядя в одну точку на персидском ковре. Я снова видел её. Её сосредоточенное лицо в резком свете торшера. Прядь тёмно-русых волос, выбившаяся из небрежного пучка и упавшая ей на щеку. Её серые глаза, в которых не было ни страха, ни жалости – только профессиональная отстранённость и плохо скрываемое раздражение. И этот её кот. Огромный, наглый, шипящий на меня из-под дивана. Образ был таким ярким, что я почти чувствовал запах её квартиры – странная смесь антисептика, кофе и чего-то неуловимо женского, цветочного.