Болевая точка: Воскреси меня для себя - стр. 31
– Аслан. У меня для тебя работа. Перерой весь город. Мне нужен каждый врач, каждый фельдшер, каждая медсестра, которая дежурила этой ночью. Проверь больницы, травмпункты, частные клиники. Проверь аптеки – кто покупал шовный материал и антибиотики в промышленных масштабах. Пробей по базам ГИБДД все машины, которые были в районе аварии. Она высокая. Тёмно-русая. Серые глаза. Характер – сталь. Ругается и командует котом. Найдите мне эту женщину. Я хочу посмотреть в глаза той, из-за которой мой сын впервые решил мне солгать. И я хочу знать это к завтрашнему утру.
Сердце ухнуло куда-то в пятки. Я проиграл. Моё упрямство было бесполезно. Ищейки уже спущены с поводка. И они найдут её. Обязательно найдут. Вопрос лишь времени. И я понимал, что должен опередить их. Должен найти её первым. Не для того, чтобы выполнить отцовский приказ.
А для того, чтобы попытаться её защитить. От него. От себя. От всего нашего проклятого мира, в который она имела неосторожность приоткрыть дверь.
ГЛАВА 10
МАРГАРИТА
Два дня. Сорок восемь часов. Две тысячи восемьсот восемьдесят минут. Именно столько времени прошло с тех пор, как моя квартира перестала быть филиалом преисподней и полевым госпиталем одновременно. Я отмыла полы до одури, до скрипа, до едкого запаха хлорки, выедающего глаза и, как мне казалось, саму память о произошедшем. Вызвала клининговую службу, специалисты которой, сочувственно покачав головами, забрали в утиль два главных вещдока моего преступления – любимый, продавленный диван и старое кресло, пропитанные чужой кровью и болью.
Теперь в гостиной зияла пустота, от которой становилось неуютно и гулко. Я спала урывками, проваливаясь в тяжёлое, вязкое забытьё, и каждый раз просыпалась от фантомного металлического запаха и ощущения липкости на пальцах, судорожно проверяя, не приснилось ли мне всё это. Кот Маркиз, переживший, видимо, глубочайший психологический стресс, перестал смотреть на меня как на прислугу и теперь не отходил ни на шаг, периодически проверяя целостность моих конечностей и требуя тройную порцию утешительного тунца.
Но работа – лучшее лекарство от любых душевных хворей. Она не даёт времени на рефлексию, на самокопание, на бесконечные «а что, если…». Она требует полной концентрации, стерильности мыслей и точности движений. Здесь, в своём кабинете, среди анатомических плакатов, учебного скелета Стёпы в углу и запаха кофеподобной бурды из автомата, я снова становилась собой – доктором Маргаритой Воронцовой, специалистом высшей категории, для которой человеческое тело – почти понятная и логичная система рычагов, мышц и нервных окончаний.
Я как раз заканчивала консультацию с пожилой дамой, страдавшей от последствий неудачного падения на даче, расписывая ей комплекс упражнений и ласково журя за самодеятельность с «проверенными народными средствами».
– …и запомните, Антонина Петровна, позвоночник не забор, его подорожником не починишь, – с мягкой улыбкой напутствовала я старушку, помогая ей подняться с кушетки. – Ходите аккуратно, и жду вас через неделю.
Она благодарно кивнула, шаркая по линолеуму, и скрылась за дверью, оставив после себя лёгкий шлейф валокордина и надежды. Я с наслаждением откинулась на спинку стула, предвкушая пятнадцать минут тишины и чашку остывшего, но всё ещё крепкого кофе. Мой личный маленький рай.