Болевая точка: Воскреси меня для себя - стр. 18
Я работала быстро, на адреналине, полностью отключив эмоции. Стежок за стежком. Прокол, протягивание нити, узел. Мои пальцы, привыкшие к тонкой работе с позвонками и суставами, двигались уверенно и точно. Я была так близко к нему, что чувствовала жар его кожи, видела каждую каплю пота, выступившую на висках. Запах его тела – смесь крови, пота, дорогого парфюма и чего-то ещё, первобытного, чисто мужского, – забивался в ноздри, кружил голову. Запах опасности.
На середине работы он вдруг открыл глаза.
Взгляд был мутным, не сфокусированным, полным боли и недоумения. Но он смотрел прямо на меня. Его губы шевельнулись.
– Ты…
– Я, – отрезала я, не прекращая работы. – Лежи смирно. Иначе рискуешь остаться без селезёнки. Я не хирург, штопаю как умею.
Он снова попытался что-то сказать, и в этот момент его тело рефлекторно дёрнулось. Игла едва не соскользнула, опасно приблизившись к краю рваной раны.
Меня накрыло волной холодной ярости. Профессиональной злости на пациента, который мешает себя спасать.
Я наклонилась к самому его уху, так близко, что мои волосы коснулись его щеки. Мой голос был тихим, но, я знала, он пробирал до костей.
– Ещё раз дёрнешься – пришью твою руку к ноге, будешь всю жизнь здороваться, как пионер. Ты меня понял, Хасаев?
Я впервые назвала его по фамилии. И увидела, как в его помутневших тёмных глазах что-то щёлкнуло. Узнавание. Осознание. Он медленно закрыл глаза и обмяк. Больше он не мешал. Просто лежал, стиснув зубы так, что на скулах ходили желваки, и терпел.
Я закончила через вечность, которая на самом деле была, наверное, минутами двадцатью. Наложила тугую повязку из разорванной наволочки. Мои руки дрожали от перенапряжения. Спина гудела. Вся моя пижама, волосы, лицо – всё было в его крови.
Я отошла от дивана и, шатаясь, добрела до кресла. Рухнула в него, чувствуя, как уходит адреналин, оставляя после себя звенящую пустоту и дикую усталость.
Руслан всё ещё стоял над братом, как верный пёс.
– Он… он будет жить?
– Будет, – хрипло ответила я. – Если не подхватит заражение крови от моих нестерильных инструментов и шёлковых ниток. Первые сутки – самые важные. Нужен покой. И антибиотики. Которых у меня нет.
Я закрыла глаза. Картина последних часов пронеслась перед ними калейдоскопом: авария, угрозы, кровь, боль, его тело под моими руками…
Я стала соучастницей. Я укрыла преступников. Я оказала им помощь, не сообщив в полицию. Одной этой ночи было достаточно, чтобы моя размеренная, правильная жизнь полетела ко всем чертям.
Маркиз, решив, что самое страшное позади, неслышно спрыгнул с кресла и подошёл ко мне. Он запрыгнул на колени, свернулся тяжёлым, тёплым клубком и громко замурчал, пытаясь своим вибрато привести хозяйку в чувство. Я уткнулась лицом в его густую, пахнущую пылью и домом шерсть.
– Что же я наделала, Маркиз? – прошептала я в его пушистое ухо.
Кот в ответ лишь мурлыкнул громче, будто говоря: «Ты сделала то, что должна была. А теперь дай мне тунца за моральный ущерб».
Я подняла голову и посмотрела на них. Два брата. Два хищника из другого, жестокого мира, которые ворвались в мою жизнь и перевернули её с ног на голову. Один спал тревожным сном, другой лежал без сознания, залатанный мной на живую нитку.
«Утром я их выгоню», – твёрдо решила я. – «Выгоню и забуду, как страшный сон».