Близнецовые пламена - стр. 14
Утром было прохладно, но как только я об этом подумала, солнце, будто прочитав мои мысли, стало припекать гораздо сильнее. Но, к сожалению, я не особо любила загорать, не в пример Эвклидису.
Мы пробыли в Каламарьи три дня, а затем мой друг всё-таки уговорил меня отправиться дальше.
Как же мне не хотелось покидать этот чудесный край, хоть я и понимала, что это – ненастоящаяКаламарья, а лишь город, воссозданный в Посмертии из воспоминаний людей.
Далее мы заехали в область тьмы, где ничего нельзя было различить. Лишь тусклые фары внедорожника еле освещали путь.
– Что это? Где мы? – взволновалась я.
– Скорее всего, в провале. В месте, которое не заполнено ничем.
– И большое оно?
– Вряд ли. Я когда-то проезжал через такое. Думаю, оно скоро кончится, – успокоил меня Эвклидис.
И вправду, вскоре мы будто выехали из чёрного тумана на свет. Разгорался тёплый зимний вечер. В окнах многоэтажек горели оранжевые огни, сквозь занавески даже просматривались новогодние ёлки, поставленные в квартирах.
Эвклидис ненадолго притормозил, чтобы я рассмотрела всё как следует. Протоптанная тропинка, усыпанная жёлтым песком, вела вглубь дворов, из которых доносились счастливые ребяческие голоса. И пусть всё это было лишь иллюзией… Эта картина… напомнила мне кое-что. Нет, не эпизоды из детства. Она напомнила возможные эпизоды, она напомнила тайные желания. Я всё детство мечтала жить именно в таком районе, а не в доме на отшибе, на самой окраине города, где даже детей не было, и завести друзей у меня не получалось ещё и поэтому.
Покой и умиротворение, которыми было окутано всё вокруг, не могли не проникнуть в моё сердце, но вместе с тем его охватила горечь. Нечто далёкое, родом из детства, защемило грудь. Я скучала по родителям. Я скучала по ним, как скучают обычно дети, дожидающиеся их с работы. И вместе с тем я понимала, что в данный момент и чувства эти, и эмоции, вызванные новым пейзажем мира Посмертия, являются лишь мороком, насланным на меня Эвклидисом, и на самом деле я валяюсь в своей дешёвой ипотечной квартире на таком же отшибе Москвы в состоянии клинической смерти. И вокруг нет никого, кроме моего друга.
Я жила одна, очень далеко от родителей, виделись мы от силы пару раз в год, ну а созванивались тоже редко. О своей жизни я ничего рассказывать им не хотела, чтобы не расстраивать и не шокировать их. Я вдруг смахнула набежавшие слёзы и почти скомандовалаЭвклидису:
– Поедем отсюда! Быстро!
Мой друг завёл двигатель.
– Что случилось? – спросил он, когда мы уже отъехали от того района на довольно приличное расстояние.
– Мы же – одна душа. Разве ты не понимаешь? – несколько раздражённо ответила я.
– Понимаю, но не совсем… Вообще-то, я жил в том городе.
– Жил?
И тут до меня дошло. Я всё поняла. И те чувства. То была тоска, ностальгия. Вот почему я их испытывала! И мои родители были вовсе ни при чём.
– Извини меня, – виновато сказала я.
– За что?
– Просто извини.
Эвклидис усмехнулся.
– Вот ты чудик!
Почти два часа мы проехали в молчании, а затем я глубокомысленно произнесла:
– Меня всегда волновал один вопрос. В Библии говорится, что Бог не даёт человеку испытаний, которые он не смог бы выдержать. Тогда почему вокруг столько самоубийств? Значит, люди всё-таки не могут выдержать то, что на них свалилось?