Благодатные земли - стр. 9
– Ну кто так торгует? – снова распыхтелась Кукольница. – Сидишь, жуёшь! Ты предлагай!
– Не слепые, сами видят, – возразила Дарина, начиная злиться на сердобольную соседку. – Кому надо, тот купит.
Не умела Дарина предлагать. Вместо напористых, зазывных предложений у неё получались жалобные поскуливания, от которых она сама себе становилась противна. А против тех, кто пытался её вот так снисходительно жалеть, вырастала внутри молчаливая, леденистая озлобленность. Кукольница об этом не знала и продолжала лезть со своей непрошенной помощью.
– У нас сказки есть! Очень интересные! – улыбаясь во всё куклоподобное лицо, доверительно сообщила она женщине, купившей у неё игрушку, сшитую из разноцветных лоскутков. Одной рукой женщина бережно прижимала к себе свёрток, из которого высовывалась покрытая реденьким золотистым пушком голова ребёнка. Было видно, что до этого момента женщина о сказках и не помышляла, но после слов Кукольницы, попавшись на её доверительный тон, засомневалась.
– Так за душу берут! – дожимала та. – Сама всё время покупаю!
Женщина ещё посомневалась, заглянула в посапывающий кулёк, как будто хотела с ним посоветоваться.
– А для детей есть? – спросила она наконец и посмотрела при этом на Кукольницу.
Та хитроватым взглядом перекинула вопрос Дарине.
«Я тебя просила?» – колко и неприязненно встретила Дарина её взгляд, но вслух вежливо ответила:
– К сожалению, только для взрослых.
Ответ женщину не расстроил, она положила игрушку в сумку, висевшую на плече, и отправилась дальше.
– Что у тебя вообще тогда есть? – обиделась Кукольница. – И правильно делают, что не покупают!
Яков Ложкарь, проникнувшись сочувствием к неудачнице Дарине, с видом умудрённого советчика придвинулся поближе и прошелестел бескровным, вышелушенным голосом:
– Ты, это самое… знаешь, как надо? Запоминай, это самое, чего люди спрашивают. Про то и сочиняй.
Знал бы Ложкарь, сколько черновиков с тем, «чего люди спрашивают», было сожжено! Как мучилась она, через силу выдавливая из себя «чего люди спрашивают». Казалось бы, что тут сложного: набросать забавную детскую сказку или счастливую любовную. Но вот не получалось. Не шло. Дарина поначалу ругала себя, потом отступилась. Подумала однажды: «Я иду непонятно куда и зачем. Вокруг меня люди, чужие и по крови, и по духу. Если я при этом ещё и вымучиваю из себя чуждое мне, то можно считать, что меня нет. Есть просто некое тело, которое делает то, чего я не хочу. Значит, тело есть, а меня нет».
– А ещё лучше, это самое… – шелестел Ложкарь, – чтобы польза была. Азбука или, это самое, счёт для детей. Или как еду варить…
– Угу, – буркнула Дарина.
Нашлись учителя! Она едва сдержалась, чтобы не скидать беловики в рюкзак и не уйти куда-нибудь подальше от этих двоих. Бывало, что, устав от ожидания и гудящей пчелиным роем общины, она уходила. Недалеко, конечно. Далеко – страшно. Ложилась в траву и подставляла небу лицо. И они смотрели друг на друга: маленькая, похожая на девчонку, женщина и бескрайнее, бездонное небо. В такие минуты, наверное, ей следовало ощущать себя букашкой, песчинкой, ничтожной перед его величием, а она ощущала другое, робко-восторженное: свою причастность к нему, а через него и ко всему миру.
«Я живая! Живая!» – пульсировало в голове.