Библионочь - стр. 6
Тот возмутился:
– Миша, где ваши манеры? А эполеты где? Китель в карты проиграли?
– В стирке, – отмахнулся Лермонтов. – Яночка, свет мой, не обращайте внимания на чумазого. Сергеич не может простить Донатычу глумления в Михайловском. Тот назвал его сумасшедшей обезьяной.
– Помилуйте! – продолжал бузить Пушкин, но юный друг без эполетов уже тащил его к выходу в читальный зал. Сегодня у них, кажется, намечалась большая игра.
– Поросята, – молвила с улыбкой Яна, провожая их взглядом.
Происходило ли это лишь в ее голове? Фантазии, грезы, видения, свойственные романтическим натурам женского пола, – или крыша поехала?
Кто бы сказал. Евсей Мордасов что-то эдакое нащупал, унюхал, как кот валерьянку, но указал неверное направление. Существа иного порядка – это не инопланетяне трех метров росту, оставившие после себя эту странную библиотеку. Существа – они. Вот эти, с которыми Яна общается по ночам. Но почему их видит она, а не Ирка, например?
– Это же очевидно, душенька, – объяснил Пушкин. – Ирина-свет-Антоновна, да пошлет ей Господи долгие лета, существо иного склада.
Яна прыснула в ладошку.
– Что смешного я сказал?
– Нет, ничего, продолжайте.
– Угу, кхм… Так вот, ваша подруженька Ирина, несомненно, девушка прелестная, но, увы, не тонкая. Переливы души и мелодии сердца ей не слышны так, как вам, поэтому…
– Чо ты лечишь, Будулай?! – крикнул с верхней полки белобрысый паренек в потертой военной гимнастерке. – Кишка кишке бьет по башке, да с посвистом! Ишь ты, морда дворянская…
Яна подняла взгляд. Молодой вояка – совсем мальчишка, чего уж там, – облюбовавший книжную антресоль, развалился на ней, как на верхней полке в плацкартном вагоне. Закинул ногу на ногу, подпер голову рукой и поглядывал вниз с некоторым высокомерием. Были бы у него семечки, плевал бы на пол, ей-богу.
– Ваня, – одернула девушка, стараясь придать голосу побольше строгости. – Сегодня, кажется, не ваш день.
– Чой-то не мой? – возразил Чонкин. – Четверг, баня, как завсегда в армии бывало.
В спор вмешался Александр Сергеевич.
– Вы не в армии, милейший! И соблаговолите сменить тон!
– Хых!
Вояка откинулся на спину, подложив под голову руки, и зычным голосом затянул «Статус Кво»:
– You’re in the army now! О-у-о!
Яна не выдержала, рассмеялась. Пушкин же побагровел, и даже бакенбарды его начали шевелиться.
– Ну, чего? – резвился Иван. – Чего ты мне сделаешь? На дуель вызовешь? Мало тебе от француза влетело? Шансонье, собаки!
Неизвестно, чем бы закончилась очередная перепалка с участием Чонкина (вот уж кто был настоящим возмутителем спокойствия в этом самом спокойном месте на земле), но на авансцену неожиданно вышел новый персонаж. Именно персонаж, а не автор, хотя, как справедливо заметила Яна, сегодня был не их день.
Это был низенький страшный горбун с тростью, в черном костюме, с широкими залысинами на покатом лбу, орлиным носом и взглядом исподлобья. Он неслышно выплыл из секции зарубежной классики, оглядел присутствующих, передвигая голову вместе с плечами, и сухо молвил:
– Господа, извольте не шуметь, когда я работаю.
Пушкин приветственно склонил голову:
– Профессор.
Яна сделала книксен. Ванька наверху молча сплюнул и повернулся на другой бок, выставив на обозрение тощий зад в засаленных армейских штанах. Вниз донеслось его недовольное бурчание: