Библионочь - стр. 5

Неужели так плохо одному?

В ту ночь Яна впервые нос к носу столкнулась с Ним. Многих уже встречала, а его ни разу. Он чем-то промышлял в рядах с русскими классиками и современниками, заметил ее и чуть не дал деру. Яна остановила.

Да, он был великолепен, как и рассказывали. Толстоват, мешковат, да еще и перегаром несло за версту, но эти его усищи и бородка… Ох, сколько ж она отдала бы за его щекотку! А нос горбинкой! Ну орел же! Вот только постоянная грусть в глазах.

– Это уже не любовь, – ответил Он на ее вопрос, – это судьба.

– Да, я помню, – вежливо отмахнулась Яна. – Это все знают, постоянно цитируют, будто у вас это самое яркое высказывание.

Он развел руками, и только сейчас девушка заметила, что его бежевая вельветовая куртка оттопыривается на уровне груди. В кармане, очевидно, была спрятана заветная бутыль.

– Сергей Донатыч, – с укоризной сказала Яна, – ну как вам не стыдно, это же библиотека.

Он подмигнул заговорщицки:

– Будешь?

Яна строго покачала головой.

– Как хочешь. – Довлатов сунул руку в карман, потискал что-то, вздохнул. Передумал, наверно. – Насчет цитирования… Милая, люди прячутся за цитатами, потому что боятся делать выводы сами.

– Боятся выглядеть глупо?

– В том числе. А еще опасаются, что их никто не воспримет всерьез. Куда проще сослаться на меня… или, там, на Шекспира. А ведь мы, по сути, не говорим ничего такого, чего вы сами не знали.

Яна кивнула. Все верно. Она ведь и сама понимала, что к чему, только не могла найти в себе смелость сформулировать и озвучить.

– А вообще, – закончил Довлатов, – на эту тему тебе лучше переговорить с Резепкиным.

– Это который…

Донатыч хмыкнул.

– Он самый. Олег Юрьевич Рой. Он все этакое знает, не чета мне. Только здесь ты его не встретишь, проще ему позвонить или написать.

– Почему не встречу?

– Потому что, милая, книга не окончена, пока жив ее автор.

И, напевая что-то себе под нос, Довлатов вразвалочку зашагал вдоль стеллажей к темному проему окна. Еще мгновение – и он скрылся в книжных лабиринтах.

– Как всегда загадочен, высокомерен и холоден, – раздалось за спиной. Яна едва не подпрыгнула. Обернулась. Перед ней стоял Сергеич. Тоже, впрочем, далеко не свой парень. Вновь при параде, в плаще, платок белый до пупа, цилиндр на кучерявой голове. И все время ногти свои холеные разглядывает. Яна не припомнит, когда он интересовался чем-то в большей степени, нежели своими ноготочками. Надо будет ему на 23 февраля пилку подарить… или вообще маникюрный набор отдать, у нее был запасной, походный.

– Высокомерен? – усомнилась девушка. – Мне кажется, он просто одинок. Грустно ему.

– Считаете? – Сергеич снисходительно улыбнулся.

– Считаю! Все писатели одиноки. Вы разве нет?

Яна почему-то разозлилась. Уперла руки в бока и в упор уставилась на поэта. Даром что светило русской словесности, а ведет себя порой как главный школьный хулиган, которому никто не смеет слова сказать.

Я – смею!

Уловив перемену в ее голосе, Александр Сергеевич оставил в покое свои руки, подобрался, приосанился.

– Душенька, кхм, не угодно ли партию…

Из-за угла, за которым только что скрылся Довлатов, неожиданно вывернул еще один франт из девятнадцатого века, только какой-то взъерошенный, будто спасался от преследования. Молодой блондин с тонкими усиками, невысокий и прихрамывающий на одну ногу. Он подхватил Пушкина под локоть.