Библионочь - стр. 4
На книгах Сергея Асанова об экстрасенсе-детективе он задержался. Выудил одну, «Ведьму», едва не надорвав верхний край корешка. Полистал немного.
– Что-то не так? – спросила Яна.
Мордасов качнул головой и вернул книгу на место.
– Ересь.
Кто бы говорил, подумала девушка.
Эксперт обошел почти все здание, исключая технические помещения, куда вход закрыт даже эзотерикам. Они вернулись в абонементный зал. Мордасов уселся на стул в углу, вытянул ноги, а ладони сложил у лица в молитвенном жесте и стал перебирать пальцами. Он напряженно думал.
– Ну, что там? – с нетерпением спросила Яна. Она изрядно проголодалась.
– Видите ли, милочка, в вашем здании сосредоточены серьезные аномалии. Некие силы, пробивающиеся сюда извне… причем не из такого «извне», которое известно нам по фантастическим фильмам…
– Есть другое «извне»? – тихо спросила Яна. Она была очень терпеливой девушкой. Ирка давно бы обложила этого чудака по Хераскову.
Мордасов посмотрел на нее с прищуром. От этого взгляда девушке стало нехорошо.
– Я думаю, вам, дорогуша, это известно не хуже, чем мне. А то и лучше. Так ведь?
Он подмигнул, быстро собрал свой чемоданчик с бутылочками и откланялся, напомнив, что в воскресенье у него здесь лекция, которую нельзя пропустить.
Яна до вечера не находила себе места.
Неужели он что-то почувствовал? Не может этого быть. Он же обычный мудолог.
Яна не знала, почему так вышло, что, дожив до тридцати пяти лет, она не познала настоящей любви. Какая она, настоящая любовь? Это когда сердечко бьется быстро-быстро, а в паху так тепло и сыро, что уши краснеют? Так это либидо, влюбленность, вожделение, страсть, зачарованность. Одержимость, в конце концов. В студенчестве за ней ухаживал один, умница и красавец с третьего курса (Яна была на первом). Долго ухаживал, стихи писал, на вечеринки приглашал. Иногда лекции свои старые совал по зарубежке. Влюблен был, жениться собирался, мол, только университет закончим, а там и заживем как все: детишки, супермаркеты, ипотека и минивэн в гараже.
Она бы и не против, только не любила его, а без любви же нельзя. Ну, секс, кино, ресторан, туда-сюда – это ладно, а чтобы семья – нет, не стоит. Тебе с человеком год за годом в четырех стенах проводить, каждую ночь в постель с ним укладываться, телевизор с ним смотреть. Тут без любви никак невозможно. У тебя только одна жизнь, и провести ее нужно с тем, кого не захочешь придушишь подушкой, когда он заснет.
Так ее мама с папой жили. И до сих пор так живут, дай им Бог здоровья. Собачатся иногда, скандалят, папа маму старой жопой называет, она в него половником кидается, но Яна не могла представить их врозь, чтобы папа, например, жил в паре кварталов от дома, как у Ирки из читального зала, а мама одна садилась ужинать.
И все же, любовь ли это? Может, привычка, потребность в комфорте? Ведь когда прям любовь-любовь, тогда не до комфорта, не до покоя. Тогда и ревность, и переживания, и в груди все время пульсирует.
Этот вопрос она и озвучила однажды, оставшись на ночь в библиотеке. Отпустила сторожа домой к внукам, а сама осталась. Обходила спящие залы, кричала: Эй! Есть кто-нибудь? Почему, скажите, когда человек остается совершенно один в некоем пустом пространстве, ему кровь из носу необходимо крикнуть: Есть кто-нибудь?