Бестия - стр. 3
– А я сомневаюсь! – теперь директор грохнул по столу кулаком. – Всё у вас так! Обещаний всяческих с воз, а дела с ноготок младенца! Ничего сразу не можете! Ничего! Всё через пень да колоду! Иди! И смотри у меня! Если упустите, то я всех! И не болтать нигде об этом! Язык на привязи! Узнаю если, на каторге сгною! В шахтах сибирских! И ещё – всем своим скажи, кто к тайне хоть малым боком допущен, чтоб ни словечком, ни намёком нигде… Понял? Нельзя, чтобы люди прознали по такое… Никак нельзя… Кто проболтается, в порошок сотру… Иди!!!
– Как не понять, ваше превосходительство… Не извольте…
– Иди! – взревел директор. – С глаз моих!
Человечек ушёл. Директор сжал кулаки, соединил их и костяшками пальцев ударил себя по лбу, потом ещё раз и ещё. Ежели бы увидели его подчинённые этакие покушения на начальственный лик, то непременно потеряли бы дар речи, но не видели они, а потому и перешёптывались в просторных коридорах нового здания Синода. Всем было боязно и любопытно… А мужики за окном, начавшие грузить мусор на другую телегу опять смеялись… Не ведали они, какая напасть народилась в дальнем лесном городишке… И во всей державе мало кто ведал о беде великой…
А в углу у самого потолка нового кабинета директора обживался паук. Он посмотрел вниз на всё новое великолепие и начал плести свою сеть…
***
Священник Петр медленно подошел к своей избе, стоявшей недалеко от храма, поднялся на крыльцо, потопал там немного, чтобы сбить с валенок снег, оглянулся, осмотрелся по сторонам и взялся за дверную ручку. Вместе с клубами пара священник ввалился в натопленную горницу и плотно прикрыл за собой дверь.
– Батюшка! – навстречу Петру бросился русоголовый мальчонка лет семи. – Батюшка! Как я тебя жду! Иди, иди… Почему долго? Пироги, ведь… Иди…
Отец Петр улыбнулся, лицо его оттаяло. Священник быстро провёл тыльной стороной ладони по глазам и погладил сына по голове. Его, всего минуту назад, строгое и твердое лицо сразу обмякло, подобрело, а глаза подернулись теплой влагой. Голос чуть дрогнул.
– Пришёл я, сынок, пришёл. Вот он я… Пришёл… Дух-то какой у нас в избе – праздничный…
Едва священник скинул с плеч тяжелую шубу, а сын его тащит за руку к накрытому столу.
– Пироги, пироги, батюшка. С праздником! С Крещением!
– С клещением! – тут же подбежали к отцу две девочки погодки: пяти и шести лет. – Батюска! Пилоги… Пилоги… Хочу пилоги!
Священник поднял руку, чтобы погладить дочку по голове, и уж коснулся ладонью её русых волос, но тут вместо волос о почувствовал что-то противно-слякотное… И глаза девочки как-то разом сверкнули каким-то особенным злым огнём, словно желая прожечь насквозь священника. И будто это уж не дочка его, а тот самый младенец, утонувший в проруби.
– К столу, – мотнул головой отец Пётр, прогоняя наваждение, и быстро смахнул лёгкую влагу с краешка глаза. – Давайте праздновать… Всякая душа празднику рада… Рассаживай, мать… Делу время, а час праздника грех упустить… Ой, грех… А на мне грехов на сегодня в достатке уже… Прости, Господи! Садитесь детки, садитесь… С праздником!
Священник глубоко вздохнул, перекрестился, посмотрел как крестится его семейство и первым взял кусок пирога с блюда. Начался обед праздничный – всё чин по чину… Только вот посидеть в покое за праздничным столом семье долго было не суждено. С визгом распахнулась дверь. Визг тот прозвучал так неожиданно и противно, что младшенькая ложку из рук выронила. Ложка стукнулась о пол и завалилась за ножку стола. Только на ложку никто не обратил внимания все смотрели на дверь. В избу вместе с клубами пара ввалился господин в собольей шубе, в модном картузе и с побелевшими от мороза ушами. Пришелец настороженно осмотрелся, потом как-то особо недобро глянул на домашних священника и те мгновенно скрылись за печкой. Убегая, младшая девчонка схватила со стола кусок рыбного пирога.