Бестиарий - стр. 30
Третий мир был Интернетом. Он совсем не походил на паутину, сеть. Был огромным пространством, плотно набитым всем на свете, невидимым, пока не обратишь внимание. Тогда искомое воплощалось и оживало, отдавало смысл, форму, цвет, звук, чтобы снова стать пылинкой во вселенной. И там Лёвка перемещался стремительно, брал всё, что нужно, не замечал преград и ни перед чем не отступал. И никто не видел мальчика, скорчившегося за компьютером в специально приспособленном кресле. В Интернете он сам наделял себя той плотью, которой хотел. Вернее, физическое тело было ему не нужно, чтобы творить новые миры и завовывать уже имеющиеся, наслаждаясь ими. Зримым, выпуклым становился мозг – красавец и силач. Лёвка порой не ощущал своё тело, пока боль не напоминала ему о нём. Если бы ему предложили, как в некоторых фэнтези, бросить оболочку плоти и навсегда перейти в Интернет, он бы согласился моментально. Только маму и папу надо будет взять с собой.
В этих трёх мирах Лёвка чувствовал себя уверенно, потому что они вращались вокруг него, обволакивая спасительным шеёлковыми слоями, как перламутр песчинку, чтобы в итоге появилась жемчужина.
Котёнок-бабр стал проводником в новый мир. Реальный.
Тимур
Своего дедушку Тимур никогда не видел, он умер давно, когда его папа был пацаном. Бабушка рассказывала о муже неохотно, словно боялась, что её слова приманят его буйный дух. Она боялась мужа при жизни и после смерти. Маленький Тимур не понимал, почему.
Единственное, что напоминало о дедушке, была чеканка, которую тот привёз после очередной отсидки в колонии. Вроде бы изготовил собственными руками. На медной прямоугольной чеканке была изображена девушка, которая сидела под берёзами и гладила оленёнка. Начищенная девушка сияла, и маленький Тимур воспринимал её целиком – как единый очерк света, неделимым на части. Казалось, оленёнок подошёл к солнцу, и его отблеск лёг на его шёрстку. Когда Тимур подрос, солнце распалось, и он увидел плавные очертания бёдер, тонкие лодыжки и запястья, трогательно выпирающие ключицы и, главное, грудь. Она была большой для такого хрупкого тела и казалась тяжёлой. Тимур забрался на диван и потёр пальцем грудь, выпуклую и гладкую. Вблизи бедра голой девушки были не идеальны, в каких-то выбоинах, но общего впечатления это не портило, наоборот, придавало живой вид. Тимур почувствовал прилив крови к щекам, а потом приятную тяжесть ниже живота. В комнату вошла бабушку. Она уставилась на палец Тимура, скользящий по чеканке.
– А ну брось! – крикнула обычно спокойная бабушка. – Брысь, не трогай чеканку.
Тимур спрыгнул с дивана.
– А чего такого-то?
– Это память о твоём дедушке.
– А что ей будет, если я потрогаю? Сотрётся твоя память?
Бабушка только махнула рукой. А потом потихоньку сняла чеканку и спрятала в чемодан под своей кроватью. Тимур давно знал этот схрон, несколько раз он туда лазил, но ничего интересного не нашёл – старые фотографии со скучными людьми, письма, платки, слежавшиеся слоёным тестом, тетрадки и книжки. Но теперь он стал заглядывать в чемодан часто, как только бабушка уходила. И хотя в тёмной комнате девушка уже не так сияла, соблазнительные формы она не утратила. Тимур гладил их, испытывая острые и приятные ощущения.
Видимо, бабушка догадалась, что Тимур достаёт чеканку, поэтому решилась на трудный разговор.