Берегини - стр. 68
Этот сон Йорунн никому пересказывать не стала. Даже любимой подруге.
.
Сакси быстро освоился на острове, и люди стали говорить о нем без опаски или насмешки как о преемнике старого ведуна. Мудрый Хравн теперь много времени проводил в его обществе, и бывало так, что старику приходилось не только рассказывать, но и слушать. Мальчишка много чего успел повидать, а новые знания подхватывал на лету и порой дерзко спорил с наставником о том, как правильно толковать руны или небесные знаки. Иногда прав оказывался Хравн, а иногда, на удивление, Сакси. Только к траволечению у пришлеца ни интереса, ни способностей не было. Бабье это дело — травки варить, так он ответил Йорунн, вздумавшей было спросить его про корень завязника. Девушка не обиделась, только посмеялась. Что поделать, каждому свое.
Были у него и иные, тайные знания. Каждое утро Йорунн встречала его на берегу, и порой, по ее разумению, Сакси вел себя странно и совершенно неподобающе. То лежал на песке, раскинув в стороны руки и ноги, дышал редко, почти бесшумно, так что пару раз у нее сердце прихватывало — думала, убили беднягу. То становился на голову и болтал в воздухе босыми ногами. То кружился и прыгал, словно в неведомом танце, размахивая палкой вместо меча. На расспросы девушки Сакси отвечал, что еще не бывал в тех далеких землях, откуда пришли эти знания, но встречал на своем пути людей, уже овладевших ими, — они-то и передали мальчишке свою хитрую науку.
Иногда они сидели рядом на песке и смотрели, как солнце встает над морем. Если Сакси был в добром настроении, он доставал флейту и играл замысловатые мелодии или рассказывал разные разности. Знал он двенадцать языков, на трех или четырех умел писать, а кроме того, у него был дар складывать песни — о храбрых воинах, о свирепых чудовищах, о прекрасных девах и могущественных колдунах. Слова у него сплетались ловко и ладно: не хочешь — заслушаешься. На посиделках девчонки только и ждали, когда Сакси возьмет лангелейк да заведет новую историю, и, затаив дыхание, внимали напевному голосу ведуна. А Хельга садилась ближе всех и не сводила глаз с юного скальда, который играл, смеялся и в ее сторону не смотрел.
Йорунн нравились его песни. Она тоже умела басни слагать, только не страшные — про лесных зверей да про добрых людей. Так, разве что малышню позабавить.
.
Однажды ближе к вечеру Смэйни вернулась в дом сама не своя. Все головой качала да шептала что-то себе под нос, баюкая маленькую Эсси.
— Что случилось, матушка? — спросила Йорунн.
— Глупость я сделала, милая, — ответила старуха. — Хотела как лучше, а вышло хуже некуда.
Оказалось, шла Смэйни по двору с девочкой на руках и увидела неподалеку Ормульва с его хирдманнами. Захотелось ей порадовать хёвдинга, показать, какая красавица у него подрастает, на отца похожая. Подошла, заговорила, дитя показала, а он как пес на нее набросился: грубо облаял и велел убираться прочь.
— Вот зачем я, непутевая, к нему сунулась? Никакого дела ему до дочери единокровной нет!
И тут снаружи послышался голос Ормульва. Он искал Смэйни.
— Ох… Неужто одумался? — обрадовалась та, взяла девочку на руки и вышла из дома. А Йорунн пересела ближе к двери, прислушалась.
— Что же ты, безмозглая немочь, творишь? — сквозь зубы проговорил Ормульв. — Хочешь, чтобы люди смеялись надо мной? И без того ходят слухи, будто Гуннарссон дал жизнь никчемной калеке!