Белый шейх: путь мести - стр. 8
– Дай закурить, – чужим сухим голосом попросила мать, которая всегда кричала на отца, что тот травит легкие и сыну пример подает, и Леша без колебаний протянул ей свой «Беломор» с двумя последними папиросами. Мать никак не могла зацепить беломорину дрожащими пальцами, и Леша сам вытащил папиросу, чиркнул спичкой, прикурил, затянулся, отдал матери и заслонил ее от выходивших из проходной ткачих. Она вдохнула табачный дым, закашлялась, закрыла рот рукой, подавляя крик.
– Что же это, Леша? Что за зверь такое с нашей Танечкой сотворил?
Леша испугался, что матери донесли про шов, но промолчал, вспомнив строгое «никому» и то, что про двух других убитых девушек со швами никто в поселке не знал, что было совершенно невозможно, но факт же.
– А почему сосед Волков с ней был? Девчата в цеху разное болтали.
Мать начала задавать нормальные вопросы, и Леша с облегчением выдохнул.
– Говорят, он защитить ее пытался, а его ножом.
– Да? А разговоров сколько.
– Ты не слушай их, мам. Ты меня слушай. Я все узнаю.
Мать докурила папиросу, аккуратно затушила о подошву ботинка, выбросила в мусорку рядом со скамейкой и схватила, как недавно уполномоченный Макаров, сына за рубашку.
– Ты не вздумай! – страшным шепотом закричала она, приблизив к нему измученное и заплаканное лицо. – Ты один у меня остался! Если с тобой что, я рядом лягу, понял? Не буду жить.
– Да ты что, мам? Я ничего и не собирался…
– Знаю я твое «ничего». – Мать отпустила Лешину рубашку и разгладила влажной ладонью появившиеся там складки. – Что менты сказали?
– Завтра на опознание, – заторопился сменить опасную тему Леша, – но я один схожу, уже договорился. Там все спрошу.
– Думаешь, она сильно мучилась? И ребеночек же у нее…
Леша опустил голову.
– Пойдем домой, мам.
Андрей зашел в дом, прокрался к двери на бабкину половину и прислушался. Спит. Плотно, стараясь, чтобы не скрипнули старые петли, прикрыл дверь и устало опустился на стул у кухонного стола. За раскрытым окном, раздувая легкие занавески, шумел ночной ветер, сумасшедшая птица, видно, злая от того, что не может уснуть, выводила бесконечно повторяющееся чир-чик, чир-чик. Из сада пахло влажной землей.
Дверь, которую он только что прикрыл, со скрипом распахнулась, ударив ручкой о стену. Бабка Катерина в теплом байковом халате, надетом поверх длинной ночной рубашки, опираясь на костыль, стояла в проеме.
– Соседка прибегала уколы ставить, трепала языком, что убили кого-то в поселке?
Андрей отвернулся. Будто не знает, кого убили. Соседка Нюра была той еще сплетницей. Тридцатилетняя мать-одиночка, она трудилась медсестрой в поликлинике и подрабатывала тем, что ставила старикам всей округи уколы. Небось прибегала, чтобы выспросить у Катерины жгучие подробности, ведь ее внук был не последним человеком в местном РОВД.
– Что теперь будешь делать? Нельзя вам сейчас встречаться.
Катерина не собиралась выходить на половину внука, говорила тихо, но отчетливо.
– Что мне делать, баба Катя? – Андрей, кажется, впервые попросил у старухи совета. Они никогда не были близки.
– Я скажу, что не надо делать. Встречаться. Не отмоешься. Потом позабудется все, люди не долго помнят чужое горе.
Катерина помолчала.
– Или ты собрался жениться?
– А вдруг она уедет? Говорила, что ей не нравится здесь. Теперь мужа нет. Школа тоже не держит.