Белый шейх: путь мести - стр. 66
План созрел в его голове, как идеальный кристалл зла. Он вызвал Нагиба на очередную тайную встречу, на этот раз в душном, прокуренном номере отеля на окраине города. Комната была обставлена безвкусной роскошью: позолоченные ручки, бархатные портьеры, приглушённый свет бра, отражавшийся в слишком глянцевых поверхностях.
– Твоя преданность скоро получит высшую награду! – Начал Сайед, развалившись в кресле. Он вытянул руку, и на его ладони лежал маленький, ничем не примечательный стеклянный флакон с несколькими таблетками. – Ты просто должен передать это ему либо тому, кто вручит это ему лично в руки. Это его лекарство от сердца. Ты лишь незаметно заменишь всего одну таблетку.
Нагиб, одетый в дорогой, но теперь казавшийся ему тесным костюм, смотрел на флакон, словно на ядовитую змею. Его лицо было бледным, пальцы непроизвольно сжались. Искуситель догадался кого парень выбрал в качестве жертвы.
– Вы хотите… чтобы я его убил? – Голос Нагиба прозвучал хрипло, в нём не было прежней уверенности, лишь животный ужас.
– Я хочу, чтобы ты стал тем, кем всегда должен был быть – главным! – Сайед заговорил со сладкими и вкрадчивыми интонациями. – Ты сам говорил, что хочешь власти. Власть не просит – её берут. У тебя появился шанс, поэтому нужно действовать быстро. Препарат подействует безболезненно и – чисто. Никто и никогда не заподозрит подмену. Все спишут на больное сердце, на стресс после аварии. Это будет идеально.
Нагиб колебался. Внутри него бушевала гражданская война. Ненависть к Мансуру, жажда власти, обида – всё это сталкивалось с остатками совести и страхом. Но Сайед наблюдал за ним, как хищник, и видел, что побеждает тёмная сторона. Алчность и честолюбие оказались сильнее.
– Хорошо. – Прошептал Нагиб, хватая флакон дрожащей рукой. – Я сделаю это.
Роковая передача состоялась неделю спустя. Нагиб, сжимая в кармане холодное стекло, вошёл в кабинет Мансура под предлогом обсуждения отчётов. Мансур выглядел ужасно – осунувшийся, постаревший на десятилетия. Его знаменитая стальная воля была сломлена горем и борьбой. Он сидел, уставившись в окно, и не сразу заметил племянника. Нагиб, воспользовавшись моментом, быстрым, до боли знакомым движением – тем самым, которым когда-то в детстве подменял конфеты в вазе, – совершил подмену. Сердце его бешено колотилось, в висках стучало. Он вышел, не проронив ни слова, чувствуя, как ядовитый груз навсегда поселился у него в душе.
Через три дня Мансур не вышел к завтраку. Его нашли в его кабинете, в кресле. На столе стоял пустой стакан воды, рядом лежал тот самый флакон. На его лице застыло выражение не боли, а бесконечной усталости и, как показалось потом Халиду, глубочайшего разочарования. Врачи констатировали остановку сердца – обострение на фоне хронического заболевания и перенесённого стресса. Никто не усомнился. Никто не стал проверять состав лекарства. Мир поверил в естественную, пусть и преждевременную, смерть.
Однако тень подозрения, искусно направляемая Сайедом, уже начинала свой ядовитый рост. Расследование аварии на заводе, которое приостановилось было после смерти владельца, неожиданно получило новый, страшный виток. Анонимные источники, «внезапно» найденные улики привели к одному человеку, к Халиду.
Полиция приходила не раз. Сначала – на полуразрушенный завод под Карачи, где даже спустя неделю после трагедии в воздухе витал едкий, въевшийся в самое небо запах гари, расплавленного металла и чего—то невыразимо горького, словно сама земля пропиталась отчаянием. Работники, с красными от бессонницы глазами, молчали, как могила.