Белый шейх: путь мести - стр. 51
– Интересный сон, – медленно, растягивая слова, проговорил Мансур. В его голосе зазвучала неподдельная, суровая озабоченность, смешанная с неким странным любопытством. – Слишком взрослый, слишком… детализированный для мальчика. Слишком много в нём яда и точности. Откуда у тебя такие мысли? Кто тебе такое нашептывает?
Вопрос повис в воздухе откровенным обвинением. Нагиб почувствовал, как по спине пробежал холодок. «Кто нашептывает? Твой же верный пёс, что сейчас вытирает сладкие пальцы о шёлковую салфетку!» – кричало внутри него. Но внешне он лишь откинул плечи, демонстрируя остатки детской обиды, за которой можно было спрятать железную решимость.
– Может, потому что я больше не ребёнок, – парировал Нагиб, и в его тихом голосе впервые прозвучали низкие, вибрирующие нотки, несвойственные мальчишке. Он отодвинул изящную фарфоровую тарелку с не тронутым завтраком. – Дети верят в сказки и пряничные домики. А мне уже показали, что даже самый крепкий дом может быть полон скрытых ходов, а мир – это тёмный лес, где у каждого, кто улыбается тебе в лицо, за пазухой припрятан камень. Или отточенный кинжал.
Мансур откинулся на спинку своего массивного резного кресла. Оно тихо заскрипело, приняв его вес. Он не ответил. Его взгляд, всё так же пристальный, будто замер в глубокой, бездонной задумчивости. Он видел перед собой не просто испуганного сироту, дрожащего от ночных кошмаров. Он видел блеск в этих юных глазах – не слезливый, а холодный, обжигающий, как лезвие, закалённое в горниле потери и предательства.
Он видел твёрдую, упрямую линию сжатых губ, в которой не было и тени каприза, лишь молчаливое, непоколебимое принятие какого—то страшного решения. И тогда Мансур медленно, почти торжественно кивнул. Это был не кивок одобрения или утешения. Это был кивок полководца, который видит перед собой неожиданно обнаруженный, но крайне ценный и опасный ресурс, и принимает стратегическое решение о его использовании.
– Нагиб слишком быстро взрослеет и уже всё осознает. – пронеслось в голове у Мансура с ясностью удара колокола. – То, что не понимает – чувствует нутром.
Зерно правды упало не в мягкую детскую почву, а на камень, и проросло не цветком, а стальным клинком. Он не просто мой бедный мальчик, не просто сирота, о котором нужно заботиться. Судьба, отняв у него одно, выковала ему другое. Он – оружие. Слепое пока, не отточенное, но уже смертельно опасное в своей непредсказуемости. И если я смогу направить его остриё в нужную сторону… если он выживет в этой игре.
Мысль была одновременно пугающей и восхитительной. Он бросил быстрый, оценивающий взгляд на Рашида, на его безмятежное, сытое лицо, и впервые за долгое время почувствовал не только тяжесть заговора, но и проблеск надежды, острой и хищной.
– Однажды, возможно, именно этот мальчик изменит ход истории. Не я, не мои интриги, а этот мальчик, в чьих глазах горит неугасимый огонь его отца. Он может стать либо нашим палачом, либо нашим спасителем. Судьба всей семьи Риядов теперь лежит на этих хрупких, но уже не по—детски напряжённых плечах.
– Допивай сок, Нагиб, – вдруг мягко, но с новой, незнакомой интонацией – не дяди, а Наставника – сказал Мансур. – Сегодня, после уроков, мы с тобой поднимемся в библиотеку. У нас будет важный разговор. О твоём отце. О мести и о том, каким мужчиной тебе предстоит стать.