Белая ложь - стр. 16

Рони молчала. Только хмыкнула и уставилась в угол, где по стене медленно полз крошечный паук. Потом сдалась.

– Мне придётся уехать из «Хиллкреста», – прошептала она. – Навсегда.

Клэр чуть нахмурилась, не перебивая.

– Родители не могут оплатить учёбу. Всё. Конец. Я не нужна, если нет денег. Я даже письмо не сразу открыла. Боялась прочесть… – голос Вероники сорвался. Она сжала кулаки. – Они говорят, что я могу учиться где-нибудь в районе Олбани, но это не то. Здесь – моя жизнь. Здесь всё.

Клэр медленно выдохнула, откинула с лица прядь и села ровнее.

– Тогда я заплачу, – спокойно сказала она. – Я поговорю с твоими родителями. Я возьму на себя всё. Ты не уйдёшь.

– Что? – Вероника не поверила.

– У меня есть деньги. У папы. Я возьму из фонда. Он никогда не заметит. Но ты должна остаться. Ты должна доиграть на рождественском балу. Ты не можешь просто так исчезнуть.

И в этом была вся Клэр. Не в её платьях или обаянии. А в этом тоне – тихом, уверенном, почти деловом. В её готовности отдать всё, что имела, просто чтобы кто-то рядом мог дышать спокойнее.

С тех пор закулисье стало их тайной. Никаких договоров, никаких обетов. Просто они вдвоём. Там, где никто не слышит.

***

Теперь здесь была только Вероника. Никто не шуршал занавесками, не садился рядом. Стук за сценой, голоса Ванессы и Карла, глухой бас колонок – всё это оставалось где-то снаружи, а здесь – запах театральной пыли, чужих духов и память.

Вероника обхватила плечи. Из правого кармана выпала фенечка, чуть потёртая. Подарок от Клэр. Привезённая из Амстердама. Тогда, в прошлом году, она сказала:

– Тебе нужна защита. От глупых решений.

Рони сжала фенечку в кулаке. Сейчас ей нужна была не защита, а Клэр.

Снова послышались шаги. Неровные, чуть осторожные. Вероника замерла за стеллажом с реквизитом, прижавшись плечом к ящику, где лежали пластиковые кинжалы. Свет из-под кулис пробивался полосой, отбрасывая на деревянный пол золотистое пятно, но её угол оставался в тени.

В щель между тканью и стеной она увидела Джексона. Он шагал неспешно, озираясь, и в его взгляде было знакомое что-то – он явно кого-то искал. Его профиль был чётким, как на старой обложке альбома Duran Duran, и она поймала себя на том, что всё ещё замечает, каким он стал: более взрослым, коротко подстриженным, без тех длинных, чуть завивавшихся прядей, что он вечно поправлял пальцами.

Кулисы многое в себе прятали. Именно здесь, среди театрального реквизита и складных ширм, Вероника сблизилась с ним в первый раз. Это было тогда, когда «Хиллкрест» всё ещё пытался прийти в себя после исчезновения Клэр.

Было январское утро – сырое, серое, такое, когда кампус будто вымер: студенты прятались в библиотеках, преподаватели отменяли лекции, а в актовом зале царила та самая знакомая тишина.

Рони пришла раньше всех. Репетиция с группой должна была начаться через полчаса. В зале никого не было. Вероника сидела в своём углу, поджала ноги под себя на жестком деревянном стуле и тихо проговаривала строчки из новой песни. Она стучала пальцами по блокноту в такт, ботинком ритмично била в пол и, склоняя голову, почти шептала:

– Не пытайся спасти меня. Я уже не та девушка, которой была раньше.

Слова звучали глухо, но с болью. Эти строчки она придумала ещё в ту ночь, когда поняла, что Клэр не вернётся. С тех пор они крутились у неё в голове, как недописанная мелодия. И только здесь, в тени кулис, она могла их произнести вслух.