Белая ложь - стр. 18
Рони миновала лестницу, соскочила на три ступеньки вниз, врезалась плечом в чью-то куртку, висевшую на перилах, и, не сбавляя шага, выскочила во двор. Воздух был влажным, пахло замерзшей травой и чем-то металлическим – охрана где-то поблизости варила петли на старой теплице.
Ботинки шлёпали по плитке внутреннего двора. Слева мелькнул корпус библиотеки, горели окна кафетерия, а впереди вырастал силуэт «Брайер Холла» – кирпичного здания с колоннами и тёмной медной крышей. Окна верхних этажей светились тусклым жёлтым светом – в комнатах кто-то делал домашние задания, кто-то слушал радио, кто-то спорил о предстоящем вечере памяти.
Рони пересекла газон, зацепила подолом юбки клумбу с азалиями и взбежала по каменным ступеням. Если дневник Клэр всё ещё там – в той самой комнате, между книгами, под постелью, за коробками – им предстоит прочесть его. Во что бы то ни стало.
Глава 4.
Джиневра шла по коридору «Брайер Холла», слегка прихрамывая – новая обувь натёрла пятку. Лампы под потолком мерцали, воздух был тёплым, пахло выжженной пылью, полиролью и чем-то кислым – вероятно, кто-то оставил яблоко в шкафчике. За стеклянными дверцами старого серванта стояли кубки по академическим достижениям – один из них, с выгравированным именем Клэр Ланкастер, блестел особенно ярко.
Но стоило Джиневре отворить дверь в их комнату, как привычный порядок исчез. Она застыла.
На полу, прямо посреди комнаты, валялись туфли Клэр, старая плюшевая игрушка в виде лягушки, которой она дорожила с детства, и шкатулка для украшений – с рассыпанными серёжками, цепочками и блесками для губ. Кровать была полностью перевёрнута: подушки растрёпаны, одеяло свисало, матрас сдвинут в сторону. Из открытой тумбочки торчали исписанные листы, мятая пачка сигарет и коробка конфет, которую Клэр так и не открыла.
А рядом с этим беспорядком, на коленях, копошились Одри и Вероника. Обе взволнованные, лбы покрыты потом, лица вспыхнули. Одри держала в руках какую-то папку, а Рони – коробку от косметики Estée Lauder, в которой, судя по всему, ничего полезного не оказалось.
– Боже, что вы делаете?! – воскликнула Джиневра, и голос у неё сорвался. Она прижала ладонь к губам.
Рони выпрямилась первой. Рыжие волосы прилипли к вискам, глаза сверкали.
– Мы ищем дневник Клэр, – сказала она, сбрасывая с себя клубок эмоций, будто всё это было чем-то абсолютно логичным.
Одри кивнула, не говоря ни слова, поправила сползшую бретельку. Её лицо было напряжённым, руки дрожали.
И тут, как будто кто-то щёлкнул выключателем в голове Джинни, память окатила её волной.
Весна, 1983 год. Южная аллея.
Солнце било сквозь листву, оставляя пятна света на мостовой. Джиневра шла рядом с Клэр, прижимая к груди томик с эссе Вирджинии Вулф. На Клэр была короткая юбка, белые носки и тёмный джемпер. Волосы – в идеальных волнах – спадали на плечи. На запястье поблёскивал тонкий браслет.
– Сегодня был идеальный день, – сказала она, остановившись у перил. – Знаешь, Джинни, такие дни нужно записывать. Пока всё не растаяло.
Она вынула из сумки розовую записную книжку – плотная обложка, золотая буква «К» и закладка с миниатюрной кисточкой. Листы были потрёпанные, исписанные аккуратным почерком, с наклейками, вложенными фотографиями и засушенными лепестками.