Бабушка - стр. 17
Зимой дети добрую половину дня проводили на печке; печь была большая – там обычно ночевала прислуга, а Манчинка держала в теплом закутке все свои игрушки. Когда малышня забиралась туда, на печке и местечка свободного не оставалось – тем более что на приступке еще и громоздился огромный пес. Каждое воскресенье там справлялась свадьба какой-нибудь из кукол. Женихом всегда бывал игрушечный трубочист, а священником – игрушечный Микулаш[22]. Потом все ели, пили и танцевали, причем кто-нибудь обязательно наступал псу на лапу; тот взвизгивал, гости в комнате на мгновение замолкали от неожиданности, и пани мама, опомнившись, кричала детям:
– Эй, малышня, печку мне не сломайте, а то стряпать будет завтра негде!
Но на печке уже царила тишина, потому что дети играли в папу и маму: молоденькой маме аист принес младенчика, и Аделке, которая не умела еще готовить свадебное угощение, поручили роль повитухи, а Вилим и Ян стали крестными; ребенка нарекли Гонзой. Затем был пир горой, и все ели, пили и всячески задабривали пострадавшую собаку. Гонзичек очень быстро вырос, и папенька повел его в школу, а Ян стал учителем и учил его читать по букварю. Но один-единственный ученик – это слишком мало, учиться-то всем надо, так что было решено немедленно играть в школу. И вот у Яна прибавилось учеников, но никто из них не делал домашнего задания, так что пан учитель сердился и бил лентяев по рукам линейкой. Ну что ж тут поделать: раз по-другому нельзя, то все с этим смирились; однако пес, который, хотя тоже пошел в школу, вообще не желал учиться, а только сопел на всю печку, был наказан дополнительно: ему на шею повесили черную позорную дощечку. Из-за этого мохнатый нарушитель дисциплины так рассердился, что спрыгнул на пол, ужасно грохоча своим символом позора. Помощник мельника в испуге вскочил со скамейки, бабушка сплюнула через левое плечо, а пан отец, погрозив в сторону печки табакеркой, крикнул:
– Вот я вас! Сейчас охоту на ребятишек устрою! – и незаметно улыбнулся.
– Это наверняка проделки нашего сорванца! – сказала бабушка. – Пожалуй, нам пора домой, а то как бы дети всю мельницу вверх ногами не перевернули.
Но хозяева запротестовали – да как же так?! Ведь еще не кончен разговор о французской войне и трех монархах![23] Бабушка знала про всех троих – она была женщина опытная, разбиралась в воинском уставе, и никто даже не пытался оспорить ее слова.
– А что это за три ледяных великана, которых русские наслали на Бонапарта? – спросил у бабушки младший помощник мельника – веселый и красивый паренек.
– Неужто не догадался, что это были три месяца – декабрь, январь и февраль? – ответил ему старший. – У русских такая зима, что люди должны лица платками закрывать, чтобы носы не отмерзли. Французы-то к холодам непривычные, как пришли, так себе все и отморозили. А русские знали, что так и будет, и потому нарочно их заманивали. Умны, ничего не скажешь!
– Я слышал, будто вы императора Иосифа знавали. Правда это? – спросил один из помольщиков.
– Еще бы не знавала! Ведь я с ним говорила, и он даже подарил мне этот вот талер, – сказала бабушка, прикасаясь к висевшей на ее бусах монете.