Баавгай Чоно. Медведь с волчьим сердцем - стр. 13

На мосту стояли два нукера и проверяли всех входящих. Некоторых уже знали и сопровождали кивком, а других опрашивали, осматривали пожитки. У Баавгая с собой ничего не было, кроме опустевшей сумы с остатками еды. Спешился и, ведя лошадь в поводу, приблизился к стражам.

– Кто таков? – спросил стражник. – Не видел тебя никогда.

– Баавгай меня кличут.

– Не татарин. Орос?

– Да, русский я. Свободный человек.

Мишка достал из складок одежды вольную грамоту от Боржигдая.

Нукер читать не умел, но с умным видом покрутил дощечку в руках и вернул хозяину. Баавгай письму тоже не был обучен и лишь знал, что там указано.

– Зачем пришел?

– Отстал я от иноземцев, что с товарами приехали, сопровождать их должен. Два брата из купцов ждут меня.

Воин кивнул, позволяя «оросу» пройти. В монгольском войске ценили порядок и с особым трепетом относились к различным грамотам. Если хозяин отпустил своего раба, то значит, на то есть причины. А уж если бы в руках путника была пайцза от самого хана Берке, как у братьев Поло, то ему бы еще и все почести оказывали. Но, конечно, не все чтили законы – попадись к разбойникам, никакие грамоты не остановят грабителей. Но и судили татей по всем законам, как и везде. Ежели поймают лиходея, так жизни и лишат безо всяких лишних разговоров.

В городе после нескольких дней езды по безлюдной степи Мишка чувствовал себя неуютно. Здесь было оживленно. То здесь, то там располагались лавочки ремесленников, торговавших своим добром.

Баавгай в поисках постоялого двора, о котором говорили братья, вышел на площадь, где бойко велась торговля. Блеяли бараны, ревели коровы, плескалась живая рыба в бочках с водой, люди торговались на разных языках.

Чуть поодаль стоял помост, на котором выставлены рабы. Баавгай отметил, что есть и русичи, и персы, о которых он узнал уже после того, как сам стал рабом, и люди из других народов. Не было только монголов – за пленение монгола полагалась смерть.

Больно Мишке было смотреть на всех этих униженных людей, разлученных со своими семьями, глядя на них, вспоминал себя, юного, сильного, но сломленного. Вспоминал, как вели через бескрайние поля и степи, чтобы продать, как скотину. Злость на поработителей закипала в груди, когда видел такое издевательство над свободными людьми, но ничего не мог поделать. В Булгаре выкупил Ваньку и Беляну и сделал свободными, но всех не освободишь, никаких средств не хватит.

В сердце Баавгая зашевелился Чоно, волк, загнанный туда старой шаманкой. Вот бы убить всех злыдней да освободить несчастных, подумал Мишка. Но нет, тут никакой силы медвежьей не хватит, никакого волчьего бесстрашия. Один в поле не воин.

Осмотрев стоявших с поникшими головами рабов, с печалью в сердце направился прочь. Узнав у гончара, продававшего глиняные кувшины и чаши, где находится постоялый двор Баяра, Баавгай вышел к глинобитной стене, которая окружала небольшой дом для постояльцев.

Хозяином постоялого двора был тощий, но крепкий старик с редкой бороденкой. Живые его глаза недоверчиво изучали гостя. Он оглядывал Баавгая и думал, стоит ли пустить того на постой.

– Надолго? Чем платить будешь?

– Я ищу двух братьев, – ответил Мишка. – Они ждут меня.

– Купцы? Говорили, что придет еще один. Но я не знал, что будет северянин.

Николо и Маттео куда-то ушли, и старик предложил Мишке подождать. Баавгай сидел на невысоком топчане в небольшом дворике и разглядывал проходивших мимо постояльцев. Их было немного – седой старец в потрепанном и выцветшем халате, двое молодых и небогато одетых чужестранцев.