Баавгай Чоно. Медведь с волчьим сердцем - стр. 12
Зверь принял жертву от побратима (ведь они побратались на волчьей крови), и теперь Баавгаю стало ясно, что волки его больше не тронут. Он смог подчинить себе волчью кровь. Стал волком, но не превратился в волка.
Баавгай уснул. Он окончательно поверил старухе и больше не боялся волков.
Ехал еще четыре дня. Иногда замечал дым у берега реки – это кочевники, развернув свои пожитки, готовили еду. Баавгай не знал, враги это или нет (друзей здесь не было), и на всякий случай делал большой крюк, обходя кочевье. Сталкиваться с недобро настроенными людьми не хотелось – не боялся, но все же предпочитал не испытывать лишний раз судьбу.
По ночам к костру подходили волки. Собирались в отдалении и смотрели немигающими глазами на Баавгая, будто пытались разобраться – кто же это такой, свой или чужой. А он и сам этого не знал, но осознавал, что теперь между ними есть какая-то связь.
Волки молча следили за всеми движениями, как бы изучали повадки своего нового собрата. А когда Мишка кидал по кусочку борца, подбирали сушеное мясо и удалялись. Под конец пути запасы борца истощились, в последние вечера есть стало нечего и нечем делиться с побратимами. И тогда волки принесли ему свою жертву – нескольких сусликов. Это уже не удивляло, Мишка теперь был готов ко всему.
Разделав ножом тушки, Баавгай запек мясо в золе. Суслики по вкусу оказались похожи на курицу, только немного жирнее. Следующим утром сидел у погасшего костра, и ел запеченное мясо, очищая от теплых еще угольков. После нескольких дней, когда приходилось питаться лишь полевым набором монгольских воинов, а затем и этого не осталось, еда показалась райским угощением.
Вот угостили так угостили, думал Мишка, глядя в степь, куда ушли волки. Расскажи кому – не поверит. Сам бы решил, что выдумка, если бы услышал о подобном.
Еду разделил на два раза в надежде, что к завтрашнему дню доберется до Укека.
Ближе к городу стало попадаться больше кочевий, и Баавгай уже не обходил их – это были безобидные торговцы скотом, которые и сами опасались, как бы не ограбили другие кочевники. Здесь, в дикой степи, ограбить соседа было естественно, это закон сильных – кто сильнее, тот и берет себе.
В последнюю ночь волки не приближались – уже близок город, в котором жило много людей, а хищники опасались подходить к большому скоплению народа, предпочитали обходить эти места стороной.
К вечеру следующего дня Баавгай дошел до Укека. Небольшой по сравнению с Булгаром городок, но здесь тоже кипела жизнь. Широкой полосой тянулся город вдоль реки. По северной окраине пролегал вал со сторожевыми вышками, а перед ним – ров.
У небольшого мостка толпились кочевники и жители окраин разных мастей. Одни везли на продажу рыбу, другие вели скот, а кто-то приехал за покупками. Говорили на разных языках, и Баавгай не всех понимал. Изредка слышалась здесь и русская речь. Чаще всего русичи были рабами, но Мишка знал, что бывают в этих края и свободные русские люди, такие, как он сам. Даже слышал, что в Старом Сарае позволяли жить отдельно русским христианам – и Батый, и Берке не боролись ни с православием, ни с другими верованиями. Поговаривали даже, что приезжал в Сарай сам князь Александр Ярославович, чтобы облегчить жизнь православным, и был там основан христианский храм. Но Баавгай, кроме Булгара, нигде не бывал и знал об этом только по слухам.