Арлекин - стр. 20
Арнет была уверена, что я – маркиза де Сад, а Натэниел – моя жертва. Пыталась я ей объяснить, что Натэниел бывает жертвой только тогда, когда сам хочет, но она не поверила. Я была убеждена, что она про меня расскажет другим копам, не жалея черной краски. Жить с двадцатилетним стриптизером, имеющим в детстве приводы за проституцию, и без того не сахар, но самой попасть на сцену, это… ну, нехорошо.
– И насколько же приватный танец она заказала?
– Ревнуешь? – осклабился он.
Я подумала и вынуждена была сказать:
– Кажется, да.
– Как это мило! – улыбнулся он.
– Ты отвечай про Арнет.
– Она хотела не танца. Она хотела разговора. – Он тоже секунду подумал и уточнил: – О’кей, хотела она танца, и очень, но ей слишком было неловко мне об этом говорить. Мы просто разговаривали.
– О чем?
– Она пыталась уговорить меня признаться, что ты надо мной сексуально извращаешься. Уговорить оставить тебя и спастись.
– Почему ты мне не сказал?
– Ты и так переживала, что Арнет расскажет Зебровски и другим копам о том, что видела. И ты была занята расследованием каких-то кровавых убийств. Я решил, что тебе не нужны лишние переживания, и справился сам.
– Она приходила еще?
Он покачал головой.
– В следующий раз скажи мне, ладно?
– Если хочешь.
– Хочу.
– Она не может про тебя рассказать – боится, как бы ты в ответ не рассказала, что она неровно дышит к твоему бойфренду-стриптизеру. Ей очень не хочется даже перед собой признать: в нашем представлении для нее самым худшим было, что оно ей понравилось.
– Вот уж не подозревала, что у Арнет такие наклонности.
– Она тоже не подозревала.
Я всмотрелась в его лицо. Увидела на нем намек.
– А ну-ка, скажи это вслух – то, что у тебя в глазах читается.
– Больше всего ненавидишь в других то, что не нравится тебе в себе.
– Хм.
– Что такое?
– Примерно то же самое я сегодня думала.
– О чем?
Я качнула головой – в смысле не важно.
– Ты правда думаешь, что Грег и его подружка, услышав мой «сценический псевдоним», не докопаются до связи его с Анитой Блейк?
– Уверен. Они считают тебя стриптизеркой с именем Ники, и этого им достаточно. Ничего они копать не будут.
– Знаешь, странно, но мне как-то не дает покоя: отчего Ники? Отчего именно это имя?
– А про него я знал, что я его не забуду.
– Не забудешь? Почему?
– Потому что я под ним выступал, когда снимался в порнухе.
– Чего? – заморгала я.
– Ники Брэндон – под этим именем я снимался в фильмах.
Я даже не моргнула, а прикрыла глаза – как когда глубоко задумываюсь или слишком поражена, чтобы думать.
– Ты мне дал свой псевдоним из порнографии?
– Половину псевдонима.
Я прямо не знала, что сказать. Лестно мне это или оскорбительно?
– Объявляю эту перебранку прекращенной до тех пор, пока не соображу, о чем именно мы ругаемся.
– Анита, поверь мне, это не перебранка.
– А чего ж я тогда злюсь?
– Давай подумаем. В городе какие-то нехорошие вампиры, на нас воздействующие. Ты терпеть не можешь, когда фанатки узнают стриптизера Брэндона, а сегодня еще и тебя узнали как выступавшую на сцене. Раз ты стесняешься моей работы, еще больше тебе будет неловко, если кто-нибудь подумает, будто ты можешь выступать в стриптизе.
– Я не стесняюсь твоей работы.
– Стесняешься.
Я двинула машину вперед:
– Нет, говорю!