Арлекин - стр. 21
– Нет, говорю!
– Тогда в следующий раз, представляя меня своим друзьям, не говори просто «танцовщик». Скажи «исполнитель экзотических танцев».
Я закрыла рот и стала сдавать задним ходом. Да, он прав, я бы так не сделала. И представляла бы его и дальше как танцовщика.
– Ты правда хочешь, чтобы я так тебя представляла?
– Нет, но хочу, чтобы ты не стыдилась того, что я делаю.
– Я не стыжусь ни тебя, ни твоей работы.
– Хорошо, как скажешь.
Но слышно было, что он просто уступает мне победу, а я не права и никакой победы нету. Вот когда он так делает, я терпеть не могу. Просто он вдруг в середине спора перестает спорить, не потому что проиграл, а просто больше не хочет. Ну как ссориться с человеком, который не хочет ссоры? Ответ простой: никак.
А хуже всего, что он был прав. Меня его работа смущала. Не должна была, но смущала. Подростком он был беспризорником, проституткой и наркоманом. С наркотиками он покончил уже четыре года назад. Из «жизни» он вышел, когда ему было шестнадцать. Снимался в порнофильмах, и я это знала, но не пережевывала. Это дело он бросил примерно тогда же, когда перестал зарабатывать проституцией, но тут у меня уверенности не было. Так я же и не спрашивала в открытую? Он – леопард-оборотень, а потому никакую болезнь, передающуюся половым путем, подхватить не может. Ликантропия убивает в теле хозяина любую инфекцию, храня его здоровье. А потому я могла делать вид, что у него не больше половых партнеров, чем мне хочется знать.
Я стояла у светофора напротив пекарни «Сент-Луис Бред компани», когда спросила:
– Хочешь услышать, что сказал мне Жан-Клод про маску?
– Если ты хочешь рассказать.
И голос у него был очень злой.
– Ты прости, но мне иногда бывает неловко говорить о твоей работе…
– Ну, зато ты хотя бы это признала.
Зажегся зеленый, я двинулась вперед. Снегу лежало два дюйма, а все уже забыли, как по нему ездить.
– Ты знаешь, я не люблю признавать, что мне неловко.
– Расскажи, что говорил Жан-Клод.
Я пересказала.
– Значит, они могли прибыть из-за Малькольма и его церкви?
– Могли.
– Мне удивительно, что ты не стала требовать по телефону более развернутых ответов.
– Я не знала, чего эта счастливая пара от нас хочет. Жан-Клод сказал, что опасность нам не грозит, так что я повесила трубку.
– Я не виноват, что они нас узнали.
– Тебя. Они узнали тебя.
– Хорошо, меня. – Он снова начинал злиться.
– Ой, прости, Натэниел. Прости, пожалуйста. Это было нечестно.
– Нет, ты права. Если бы не были вместе, они бы тебя не засекли.
– Меня не смущает показываться с тобой на публике.
– Ты терпеть не можешь, когда меня узнают фэны.
– Я вроде бы очень спокойно себя вела, когда та баба сунула тебе за ужином свой номер телефона – это когда мы с Микой и с тобой ездили.
– Она подождала, пока ты отошла в туалет.
– Мне от этого должно быть лучше?
Я свернула на Сорок Четвертое в сторону города.
– Она не хотела мешать нашему свиданию.
– Она решила, что вы с Микой – эскорт, а я плачу за вечер.
– В последний раз, когда она меня видела, Анита, я именно этим зарабатывал себе на жизнь.
– Знаю, знаю. Она передала тебе свой телефон, потому что хотела еще раз с тобой увидеться, а старый номер не отвечал. Ты прав, она поступила очень вежливо.
– Я ей сказал, что я на свидании, и она очень смутилась.
Я эту женщину хорошо помнила. Стройная, изящная и по возрасту Натэниелу в матери годится. С легкой руки Жан-Клода я в шмотках разбираюсь, и на ней они были очень дорогие. Украшения не броские, но очень со вкусом. Из тех женщин, которые возглавляют благотворительные балы и заседают в комитетах при художественных музеях. И она нанимала мужчин-проституток, которые ей в сыновья годятся.