Архив изъятых голосов - стр. 20
И в ту же секунду ему показалось, что от его ладони, прижатой к поверхности стекла, словно сорвался тёплый луч, вспыхнувший, как прожектор в тумане, и это тепло, отразившись в ледяных стенах зала, вызвало мягкое, еле уловимое колебание, почти как аккорд, рассеивающийся в акустическом куполе. В этом звуковом облаке родилось слово, короткое, как первый вдох младенца, как еле различимое дыхание перед пробуждением: «Дыши».
Он шагнул назад, покидая зал и вновь оказавшись в коридоре, где плотный туман обволакивал лицо инеем, оседавшим на ресницах, а в отдалении, где-то в верхних уровнях города, начинал разгораться вой сирен, слабый, но зловещий, как напоминание о неотвратимости. Впереди его ждала новая развилка, и путь вёл к тому самому «морозильнику сна», мимо которого он прошёл ранее. Шкатулка у него под плащом пульсировала с такой силой, будто внутри неё раскрылась оркестровая яма, готовая исполнить мелодию, от которой зависело нечто большее, чем просто звук. Где-то далеко, над серым, выжженным куполом города, невидимая Луна, возможно, давно запрещённая к наблюдению медленно поворачивалась на своей орбите, и, казалось, беззвучно подпевала, мягко, точно и неизбежно.
Он ясно понимал: настоящее путешествие, по сути, только начиналось.
Глава 3: «Манифест молчания»
Путь вывел его к разлому старой, давно списанной канализационной артерии – технической камеры, которой уже не существовало ни на одной актуальной городской карте. Обшарпанный люк, обозначенный красной лентой с надписью «ОБРУШЕНИЕ», свисал с проёма, как прорванная пасть, сквозь которую можно было лишь крадучись проскользнуть в темноту. Он нырнул внутрь, и лицо его тут же обдало струёй прохладного воздуха, смешанного с гнилостным ароматом заброшенных каналов, от которого веяло забвением. Встроенный в запястье фонарик выхватил из темноты основание сводчатого коридора, где поверхность воды отражала свет, словно зеркало, а вдоль стен поблёскивали крошечные автоматические датчики, устаревшие и обесточенные, они уже не были связаны с сетью, и потому молчаливо терпели вторжение.
Где-то в вышине сигнал тревоги стих, и он понял: тепловой след, оставленный им, наконец распался; охотники потеряли его. Он знал, что теперь протокол изменится: когда цель становится недоступной, система не ищет – она уничтожает. Через полчаса весь этот сектор погрузится в «временную тишину» – глухой сетевой кокон, блокирующий любую передачу и стирающий следы, будто участок мира временно перестаёт существовать. У него оставалось не так много времени, чтобы пересечь этот район и пробраться в безопасный сектор, пока купол ещё способен «дышать».
Он успел пройти не более двадцати метров, когда шкатулка под его плащом затрепетала с такой силой, словно внутри неё проснулся живой, настороженный зверёк. Он достал её, ощущая, как холодная поверхность слегка вибрирует в его ладонях, а концентрические круги на крышке излучают мягкое, приглушённое серебряное свечение – не свет, а скорее прикосновение.
– Ты снова хочешь показать шрам? – с лёгкой, почти защитной усмешкой спросил он, словно обращаясь к существу, которое уже давно стало его спутником.
Ответ последовал мгновенно: вибрация усилилась и начала трансформироваться в звук, но этот звук не был обычным, он лежал ниже порога слышимости, скорее чувствуясь как давление, чем как колебание воздуха. И тогда, на стене тоннеля, где известковый налёт давно нарисовал случайные пятна, словно бы ожившая влага начала собираться в буквы, он с изумлением узнал почерк – свой собственный, хотя был уверен, что никогда не касался этой стены: