Амуртэя. Эпос любовных происшествий - стр. 11

Дамиан приподнялся на локте, всматриваясь в мое лицо.

– Ты в порядке? – спросил он.

Я улыбнулась.

– Лучше, чем в порядке.

Он кивнул, будто подтверждая что‑то для себя, и прижался губами к моему виску. Этот поцелуй был не требованием – извинением. И признанием.

– Прости, если было слишком, – произнес он.

– Не извиняйся, – я коснулась его лица, заставляя посмотреть на меня. – Это было… правильно.

– И что теперь?

Я выпрямилась. Позволила себе вдохнуть глубоко, ощутить каждую ноту боли, каждую искру удовольствия – все, что он оставил во мне.

– Теперь я знаю, что могу выдержать.

Дамиан подошел ближе, но не коснулся.

– А что дальше?

Я посмотрела ему в глаза – твердо, без дрожи.

– Честно? Пойду к другому.

– Это конец? – спросил он без нажима.

– Для нас – нет. – Я остановилась у выхода из беседки, обернувшись. – Если не согласен, можешь выбыть добровольно.

Дамиан кивнул. Ни гнева, ни упрека – только спокойное принятие.

– Тогда иди. Но если захочешь повторить…

– Захочу, – перебила я. – Но в другой раз.

Он улыбнулся. Не дерзко, как раньше, а тепло.

Я вышла из беседки, зная: это не конец. Это начало.

Потому что теперь я познала две грани Дамиана: и огонь, и шелк. И поняла: его обольщение – в умении быть разным.

Выходя из беседки, я ощущала странную легкость. Как будто сбросила невидимый груз, который носила годами. Дамиан дал мне не только ночь страсти – он дал мне право. Право испытывать, право выбирать, право уходить.

Для меня это не просто сцена страсти, а ритуал познания: я испытыла не только Дамиана, но и себя – и вышла из него обновленной.

[Вееро| послесловие наблюдения]

Я наблюдал. Не вмешивался. Так было нужно.

В Амуртэе все имеет вес: взгляд, вздох, прикосновение. Но не всякое событие должно стать достоянием других. То, что свершилось между Элиссой и Дамианом, – не зрелище. Это было таинство.

Почему они остались наедине?

Правила испытания допускают многое – но не все. Есть грань, за которой начинается личное. И я, хранитель границ, знаю: некоторые двери нельзя открывать настежь.

Я мог бы пустить по ветру обрывки шепота, чтобы каждый услышал, как дрожал голос Элиссы. Но не стал. Потому что истинное испытание – не в том, чтобы показать. А в том, чтобы понять.

Что скрыто от глаз – живет в сердце. Другие не узнают, что было в той беседке. Не увидят ни ссадины от камня на спине Элиссы, ни нежности, с которой Дамиан потом касался этого места. Не услышат ни ее «Да…», ни его «Прости».

И это правильно. Есть истины, которые нельзя измерить баллами или знаками. Они – как тень на воде: попробуй схватить – рассыплется.

Мой долг – хранить молчание. Я не стану показывать следы прикосновений. Потому что победа здесь – не в моем одобрении – судьи. А в том, что каждый из них узнает что‑то новое о себе.

Элисса узнала: она может быть слабой – и от этого не станет меньше. Дамиан узнал: его сила – не в грубости, а в умении остановиться.

Это их знание. Их тайна. Их право.

Но когда Элисса встретится с Каэлем, Вероном или Сильваном, они не увидят в ее глазах отголосков этой ночи. Она унесет их с собой – как носят под сердцем невысказанные молитвы.

А я? Я буду стоять в тени, как стоял всегда.

Следить.

Хранить.

Не выдавать.

Потому что в Амуртэе самое важное – то, что остается невидимым.

Глава 5.

После пламени к ласкам в тишине