Размер шрифта
-
+

Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950 - стр. 95

»… Я знаю, это неминуемо. Только не теперь бы, не сейчас. Сейчас я этого не переживу. Надо [два слова вымарано] привыкнуть к этой мысли.

Уедет Нина Николаевна [Литовцева] – тогда будет яснее… Тогда я почувствую правду.

Я такая чуткая, от меня ничто не может укрыться. Но сейчас…

Ведь он же любит…

Он смотрит так хорошо…

Добрый мой, любимый, единственный.

Как я жалею себя, как люблю и жалею.

Сейчас стояла перед зеркалом, всматривалась в свое лицо – испитое, истомленное, разглядывала свою кургузую, нескладную фигуру и чувствовала себя такой бесконечно несчастной.

Мысленно поставила себя рядом с ним – и опять такое какое-то отчаянье охватило, бесконечное…

Если бы он знал, как я страдаю, если бы, если бы – он любил.

Если бы любил.

Отчаянные мысли в голове. Боюсь, я с ума сойду… В голове все путается…

Покончить разом, со всем. Один момент – и все кончено. Вовсе не страшно. Жить страшнее…

Я хочу принадлежать ему. Это будет в последнюю ночь моей жизни…

Да, да, быть его женой. – Отдаться ему.

Одна минута забвенья, блаженства, того счастья. А потом – смерть…

Почему? – я ничего не понимаю… Все путается. У меня столько мыслей в голове…

Господь покинул меня.

А если не смерть?

Другой исход есть?

Надо подумать.

Уехать…

Добровольно уйти от Вас.? – Силы не хватит…

Главное, главное, в чем ужас, я не буду актрисой.

Ведь я же не захочу – изображать горничных, а играть настоящие роли, большие, с такой фигурой, с такими данными…

Я сумасшедшая.

Я не умею ходить, путаюсь с руками, с ногами, не умею работать…

Нервы истрепаны, сил нет, слезы, слезы…

Господь так хочет…

Отказаться от сцены, уйти…

Если бы я была сильнее. Почему я не такая, как все…

Жданова…

В ней все – что я бы хотела иметь – красота, талант, фигура гибкая, изящная… У меня нет зависти к ней. Я люблю ее.

Она – моя мечта…

Быть может – год, другой, она полюбит Вас. Я благословлю их. Пусть она будет счастливее. Она будет любить его легко, изящно, с песнями и смехом серебристым; он – с яркими вспышками, немного ревниво, мучительно.

Боже мой, Боже мой…

«Красные пушистые розы…

Свежее утро…»

Это не повторится…

Нет, такие минуты не повторяются…

Милые красные розы…

Яркие, страстные…

Он любит…

Конечно, любит…

Он такой ласковый, такой добрый…

Как он встревожился вчера, когда я сказала, что «вывернула спину»…

Он сорвался с места так быстро, так порывисто подбежал ко мне, так заботливо расспрашивал. Но я представить себе не могу – как можно любить меня, я кажусь себе такой ужасно неинтересной…

Он должен, должен оставить меня скоро…

Иначе непостижимо это будет.

Он дал мне слово, что скажет правду…

Скоро, скоро это будет.

Он долго будет мучиться, [не будет знать, как подойти к этому, как мне сказать. – зачеркнуто] колебаться…

Он такой честный, благородный.

Весной – я уже буду

Какой-то ужас в этом.

Ведь, кроме него, у меня никого нет…

И вот – совсем, совсем одинокая…

И душа рыдает… безутешно…

Я, кажется, дала ему слово, что не убью себя, если он скажет «кончено»…

Не сдержать слова.

Господи, Господи…

Вся моя душа соткана из тонких ниточек страданья, и все они надрываются от плача, и душа бьется вся, трепещет судорожно. Весна…

Я представляю себе…

Небо чистое, аромат в воздухе, далекий дымчатый лес, темные поля широкие, радость и свет, песни веселые, яркие, звучные, серебряный смех ручьев…

Страница 95