999 душ в моей копилке, не хватает только твоей - стр. 7

– Что, жизнь без женщин так скучна, что ты решил сдохнуть побыстрее? – рыкнул я, задыхаясь от долгого бега, ловя на себе гневные взгляды тех, кто пришел попрощаться. Я запихал куда подальше желание разнести этот храм на мелкие камушки и ушел.

Вновь вдыхаю неприятный аромат и отвлекаюсь от поиска душ хотя бы на секунду. Прошло уже очень много времени с тех пор, как свыкся с мыслью, что я никто, зовут меня никак и что еще минимум несколько тысячелетий буду вынужден бродить по миру людей, предлагая сделки. Печать иногда невыносимо жжет, горит, словно кто-то специально меня подгоняет, напоминая, что терпение того, кто ее поставил, не безгранично.

Но осталось немного, я в этой гонке за тем, что принадлежит мне по праву, – за собственными силами – уже более четырех тысяч лет, и за это время преуспел во многом. В живописи мне нет равных, пару раз даже высекал скульптуры из камня, пою как херувим и пробовал себя в поэзии, но самое главное – это замечательное трехзначное число.

975. Именно столько душ я уже наскреб, так долго мучился, едва не сошел с ума, но все же они у меня.

Двадцать пять, всего двадцать пять. Да если сравнить с тем, что я уже собрал, это сущий пустяк!

Собираюсь с силами и иду в душ. Вода остужает меня, позволяет мыслить здраво. Мне кажется, за прошедшие века я стал другим, но мне никак не удается понять причину. Я болен? Головой? Телом? Или всем и сразу?

Вечерами мои мысли мечутся, заставляя обливаться потом или видеть кошмарные сны. А ведь раньше я не видел снов, никто из темных их не видит. Ангелы придумали сладкие сновидения, а мы – кошмары. А сейчас что? Я страдаю от своего яда, горю в собственном огне, убит выкованным в моей же кузне мечом.

– Разберусь с этим после финальной жатвы, сейчас не время, – говорю я сам себе, ложась обратно в кровать. Приглаживаю пепельные волосы и погружаюсь в свои мысли.

Двадцать пять душ, и мой брат узнает, каково будет мое возмездие.

Иерусалим при правлении римского

императора Августа, 999 собранных душ

Я вдыхаю сухой горячий воздух Иерусалима и поправляю затянутую на поясе белоснежную тунику и шляпу, которую втюхал мне торгаш на подходе к вратам города. Я не заключал сделок уже более пятнадцати лет, руны на моем животе выстроились в три девятки. Мне осталась последняя, тысячная душа. Но она пока что не родилась.

В Иерусалим я пришел, чтобы посмотреть на город – как он разросся и изменился с тех пор, как я был в нем в последний раз. Да и надвигающийся еврейский праздник Пасхи не позволил мне остаться в стороне.

Я шел по узкой улице, сложенной из древнего камня. Он впитал в себя истории многих поколений людей, живших в этом городе. В воздухе вокруг тянулся запах пыли и ладана, выпечки и навоза. Слишком контрастное сочетание.

Толпа, охотно принявшая меня в свои грубые объятия, бурлила, словно разъяренное море. Торговцы выкрикивали цены, нищие простирали руки к прохожим, а римские легионеры в красных плащах и бронзовых доспехах с равнодушной строгостью следили за порядком. Стук сандалий по булыжнику смешивался с гулом голосов, сдавленным смехом и внезапными всплесками ругани.

– Ох уж эти классовые различия, страдания бедных, роскошь богатых, – усмехнулся я. Обычно лишь казни, пытки или театральные представления собирали столько зрителей, и я очень, очень надеялся, что это первый вариант из списка. – Да, подобным рвением к зрелищам вы обязаны демонам.