30 причин, чтобы не любить - стр. 28

А я-то думал… Барх кивает и тянется ко мне с раскрытой ладонью.

– С днюхой, бро, – он тоже меня обнимает. И его я крепко обхватываю, чтобы утешиться. Прикола ради даже кладу голову ему на плечо, как девица, и закрываю глаза.

Зефирка хихикает, стараясь сильно не расходиться, а то Регина Антоновна нас всегда палит.

– Отлипни, теленок, – смеется Барх и отпихивает меня.

Грубо, вообще-то.

– Мне не хватает любви, – совершенно искренне это говорю, опускаясь в кресло. – Могли бы и поделиться.

У них-то ее хоть отбавляй. А я завидую.

Барх поднимает бейсболку и заправляет отросшие волосы назад. Рожа довольная до безобразия. В зеленых глазах даже светятся золотые кольца, которые обрамляют его зрачки. Необычная особенность. Зефирка, наверное, только в это и влюбилась. А так он ничем не лучше меня. Ну да, диджеит еще круто и музыку создает классную. Но как человек-то… тоже ниче. Ладно, я смирился.

– И у тебя любовь наклевывается, – Зефирка играет бровями, давя широченную лыбу. – Ты, конечно, на мелочи не распыляешься. Тебе сразу ректорскую дочку подавай!

Они переглядываются, смеясь. Я кошусь на Зефирку с унылым видом. Как Сквидвард из «Губки Боба Квадратные штаны». Мне вот не смешно.

– Вы угораете, а я на грани отчисления, – достаю шопер и выкладываю из него все вещи на стол. – Воронцова, кажись, того. Смотрите, что она держит в своем альбоме.

Я высовываю блокнот, раскрытый на странице с фоткой парня, у которого проколоты глаза. Барх его тут же подхватывает и вытягивается в лице.

– Хе-хе, Кирыч, походу, следующим будешь ты.

Барх сначала внимательно разглядывает фото с изуродованным пацаном, а потом оттягивает от себя, как что-то радиоактивное.

– Сбегай, покрестись, пока тебя не прокляли, – Зефирка кивает на окно.

Раздается звон колоколов неподалеку. Я укоряю ее глазами. Все стебется надо мной.

Она отбирает блокнот у Барха и вглядывается, приближая фото к лицу максимально.

Да, неудобно, когда нельзя позумить10.

– О, это же Брусевич, – Зефирка округляет глаза и ахает. – Блин. Крипово немного.

Меня это совсем не обнадеживает. Я беру фотографию и еще раз ее рассматриваю. Что пытаюсь понять? По глубине прокола, насколько Воронцова ненавидит человека на фото?

– А кто он?

– Тот самый, – Зефирка понижает голос до заговорщического и оглядывает нас с Бархом попеременно, – которого якобы ректор отчислил по жалобе дочери.

Так и знал.

– А за что? – я хмурюсь, уводя взгляд. Страшно смотреть на чувака с выколотыми глазами.

– Ну, как обычно, дела амурные, – Зефирка разводит руками и поджимает губы. – Бабы мужика не поделили. Кажется, обе, Яна и Уля запали на Матвея, а он, тоже мутный тип, то с одной, то с другой. Непонятно, короче, они же втроем дружили.

Моя ситуация ухудшается. Элина медленно уплывает за горизонт. Мне теперь ни с кем нельзя будет мутить до выпускного, даже если я Вована в хорошие руки отдам.

– А подругу эту не отчислили? – Барх опережает меня с вопросом.

– Ее нет, – Зефирка смотрит не на меня, а сквозь. Думает. – Странно, конечно. Я бы на месте Воронцовой лучше от соперницы избавилась, а не от парня.

Мы с Бархом усмехаемся. Она не способна на такое зло, даже если захочет кому-то причинить вред, оплошает по несчастливости своей.

– Бля, – это короткое слово лучше всего передает всю тупиковость моего положения.