30 причин, чтобы не любить - стр. 30

– А че он конкретно сделал? – аж перепонки настраиваются на Зефиркин тихий голос. И весь я сам льну к столику, поближе. Любопытно, что у них за отношения. То есть вообще удивительно, что у этой Несмеяны были какие-то отношения. Кажется, проще из швабры чувства выбить, чем из Воронцовой.

Зефирка пожимает плечами и почему-то хватается за телефон, но не разблокирует экран, а просто гладит пальцем по нему, оставляя жирные разводы.

– Да фиг его знает точно. Я же в чужую жизнь не лезу.

Мы с Бархом на это улыбаемся. Оба знаем, что Зефирку хлебом не корми, дай посплетничать да наладить чужую жизнь. Она всех своих подруг уже пристроила. Меня вот только все никак. Я ее главное разочарование.

– Воронцова типа застукала Матвея и Улю целующимися и взбесилась. Уля говорит, что Матвей ее против воли поцеловал, – Зефирка разглядывает себя в темном отражении экрана и поднимает на меня взгляд. – Это как раз, когда они в клуб пошли тусить втроем.

Я киваю.

– Матвей поначалу, наоборот, оправдывался, что это Уля к нему пристала, а он типа с Воронцовой уже замутил. Но после отчисления он Воронцову говном поливал. Типа она ему решила отомстить за отказ, – Зефирка пожимает плечами. – Не понимаю, зачем тогда Улю оставила. Но своей версией Воронцова, разумеется, не делится. Хер разберешь, короче.

Они с Бархом смотрят друг на друга и оба опускают уголки губ. Я повторяю за ними. Она продолжает:

– Уля считает, что ее не отчислили, потому что она умная, типа такую трудно завалить. Хотя она сама все у отличника Перфильева списывает и вообще эксплуатирует его по полной, – в тоне Зефирки появляется много пренебрежения и чуточку зависти. А еще обида за Перфильева. У нее просто бывают обострения в случае несправедливости. – А он, влюбленный дурак, кажется, на все готов ради крох ее внимания.

– Понятно, – выдыхаю удрученно, хотя нихера не понимаю. Одного отчислили, другую – нет, притом все виноваты, и никто себя виновным не считает. Реально муть.

– Ну, и короче, с тех пор Воронцову все игнорят, – Зефирка рассекает ладонью воздух, подчеркивая отрицание. – Она как призрак теперь. Уля даже чат создала, куда пригласила всех, кроме Воронцовой. Там всякие сплетни в основном обсуждают. Вроде. Я просто выключила уведомления и не читаю. Изредка только, от скуки.

– Травят ее? – я хмурюсь. И внутри появляется уплотнение – аллергия на несправедливость. Наверное, от Зефирки заразился.

– Да не особо. Она же ректорская дочка. Такой отчаянный у нас только ты, – усмехается она, а Барх подхватывает. – Просто никто с ней не общается. Разве что Перфильев, которого тоже в этом чате нет.

– Так что делать-то? – прочесываю волосы и гляжу на друзей с надеждой.

– Моли о пощаде, – равнодушно предлагает Барх. Совсем ему меня не жалко.

– Либо влюбись в нее, – Зефирка играет бровями, а глаза искрятся от воодушевления. Довольная такая. Счастлива, что скоро от меня избавится. Так или иначе. – Она же тебе понравилась?

Жмется ко мне сбоку и снизу заглядывает в глаза. Как будто так лучше видно. Хотя Зефирка и без того меня отлично считывает. Любое настроение, любую мысль, которую я сам порой себе не могу сформулировать.

– Да бля… Ректор же! – я закутываю голову руками по самые локти и резко выпрямляюсь. – Не хочу жить как на минном поле. Хер пойми, где подорвешься. Я хочу спокойных отношений. С регулярным сексом и без мозгоебства.