30 причин, чтобы не любить - стр. 31

– Ооо, бро, – Барх хлопает меня по спине утешительно, украдкой поглядывая на Зефирку. – Без мозгоебства не дают. По-любому будет. Регулярнее, чем секс.

– Эй! – она толкает его в плечо. – В смысле? Ты чем-то недоволен?

Мы с Бархом переглядываемся. Он вжимается в кресло, боясь пушечной атаки, а я ржу.

– Лерыш, я же про других говорю. Пацаны жаловались просто…

– Тааак! Давай выясним, чего там твоим пацанам не хватает. Секса, значит? Устрою! Легко! Садомазо, хочешь?

– Помилуй, Лерыш. Я пошутил, – Барх скатывается почти под стол, спасаясь от ее гнева, но смеется.

– Нет уж. Сам напросился. Че ты раньше молчал? Копил в себе, чтобы вот так, при всех, выплеснуть?

Оу, Барх, кажись, влип похлеще меня. Сам дебил. Мда уж. В такие моменты я даже счастлив, что Зефирка выбрала не меня.

Мне выдается минутка поразмышлять самому. Я протираю лицо ладонью и хватаюсь за подбородок. Одно хорошо – парня у Воронцовой точно нет. А то бы еще с ним выяснять отношения пришлось. Хотя, если бы такой нашелся, может, стал бы моим спасением. Она бы познакомила отца с настоящим женихом, и ректор бы отстал от меня. Звучит как стратегия. Только я даже брату пару найти не могу, а тут левую девчонку с кем-то сводить – ну такое…

Эти уже мирятся. Барх хватает Зефирку и чмокает. Все лицо по периметру проходит. Она быстро сдувается, румянится, хихикает под конец, отпихивая его слабыми кулачками. Я бы ее так – мне бы сразу по яйцам прилетело.

Острое чувство прожигает всю грудную клетку. Это уже не ревность, а чистая зависть. Я свое, кажись, отревновал. Теперь просто хочу так же. Не с Зефиркой, с другой, совсем другой. Ведь Бархом мне никогда не стать все равно.

– Вы заколебали. Дома налюбитесь, – я хлопаю ладонью по столу, ибо нестерпимо.

Оба резко затихают и поворачивают ко мне красные лица.

– Че мне с Воронцовой делать? – спрашиваю больше у Зефирки. Жду от нее женской мудрости.

Она выпрямляется, снова поправляет прическу и платье, садится в кресле по-ученически, руки на коленки, и смотрит на меня во все глаза. Я до сих пор в них тону.

– Кхм-кхм. Ситуация сложная, согласна, – Зефирка опять включает деловитый тон и кивает на альбом Воронцовой. – Но раз уж ты записался в женихи, предлагаю узнать ее получше. Все равно придется за ней ухаживать. Как минимум до летней сессии. А там посмотришь. Может, сам захочешь жениться к тому времени.

Она скалится. Я перевожу взгляд на Барха. Надеюсь, что он меня, как мужик, поддержит, а он:

– Либо закачай сталь в яйца и иди признайся ректору, что дочь его ты просто так лапал, никакой ты ей не жених, да еще и сбил ее на светофоре по пути в академию.

Я сглатываю. Вариант «либо» мне точно не нравится. И стали у меня нет. А яйца – пока да, и я не хочу без них оставаться.

В «Анастасию» я приезжаю ровно в семь вечера. Знаю, что никто в нашей семье никогда не торопится и приходить заранее просто нет смысла. И я доверяю Даше, директору ресторана, которая всегда все готовит для нас по высшему разряду.

Вечером город искрится гирляндами и рекламными вывесками. У «Анастасии» она фиолетовая с белой подсветкой, потому что мама обожает пурпурный. В понедельник народу много быть не должно, но минимум половина столиков всегда занята. Деловые люди любят здесь ужинать и проводить переговоры. Поэтому парковка заставлена машинами. Я нахожу себе местечко в уголке. Только вылезаю и натыкаюсь на Вовкин джип. Он еще за рулем.