1877. Обретая прошлое - стр. 4

– Вы тотчас едете? – перебил Костин торопливый рассказ Саша.

– Нет. Твой отец предложил Ивану отдохнуть – он ведь сутки в дороге. Сейчас в баньку сходит, потом позавтракаем и в путь.

– Славно, славно. – Саша обрадовался и потянул друга за собой. – Идём, покажу, каких щук наловил. Место новое мне Федор показал – отличное место! Рыбы там…

И, забыв про всё на свете, мальчики побежали на кухню – передать улов повару с непременным условием зажарить рыбку поскорее.

***

Саша проводил друга до границ усадьбы и, пустив коня тихой рысью, неторопливо ехал домой. Послеобеденное солнышко припекало совсем по-летнему: ничто не нарушало полуденную тишину, не побуждало к поспешным действиям. Чуть слышно перекликались птицы, направлялись по своим делам бабочки и пчелы. Казалось, можно ехать вот так всю жизнь, что это тепло, это солнце никуда не денутся и будут существовать вечно. Саша с тоской думал о том, что через каких-то два месяца ему снова придётся возвращаться в холодный каменный Петербург.

С раннего детства мальчик знал, что отец твёрдо намерен дать обоим сыновьям образование в престижном Пажеском корпусе. Первым в Петербург отправился Михаил. Он приезжал на каникулы и, судя по рассказам, был вполне доволен жизнью вне родного дома. Когда отец объявил, что в корпус пора поступать и младшему сыну, тот не особенно расстроился: ведь брат был вполне доволен учёбой. Но первые же дни показали: никто не будет потакать его проказам. Холодные коридоры, строгий распорядок дня, ежедневные занятия стали ненавистны Саше в первый же месяц. Единственной отрадой был верный друг Костя. Юный князь категорически отказался ехать без него, а Петр Андреевич не был против такого условия.

Нынешняя разлука стала первой с тех пор, как Костя поселился в поместье Трубецких. И Саше было непривычно ехать сейчас одному по дороге и не слышать голос друга, его меткие комментарии, истории, шутки.

Отдав поводья конюшенному, мальчик отправился в библиотеку. Книги занимали пространство от пола до потолка: в массивных деревянных шкафах стояли тысячи томов. Большинство на немецком, французском, итальянском и английском языках. Попадались и старинные рукописные фолианты, которые он мог снять с полки только вместе с Костей. Кожаные кресла и диваны, канделябры на сто свечей позволяли не беспокоиться о времени суток. Читал Саша с ранних лет – увлеченно, взахлеб: часы за книгой пролетали незаметно. Порой мальчик засиживался до поздней ночи, а утром дядька, не найдя воспитанника в постели, приходил за ним сюда.

Сегодня Саша поднялся в библиотеку впервые после долгого перерыва и с интересом принялся изучать новые книги: отец регулярно пополнял и без того обширный фонд. Он отобрал несколько романов и, сложив их внушительной горкой на письменном столе, устроился в большом кожаном кресле у окна. Первой в руки попала «Крошка Доррит» Чарльза Диккенса. Как, оказывается, ему недоставало не только вольности в поступках, но и простой свободы в выборе круга чтения!

***

Дверь отворилась, но мальчик поначалу не обратил на это внимания. Вошедшие видеть его не могли.

– Что, Павел Львович, у Маркова, слыхал я, крестьяне не соглашаются грамоты подписывать1?

– Упрямятся, Петр Андреевич, уж мочи нет с ними объясняться. И жаль их, но иной раз хоть кричи. Ваши-то многие грамотные: помните, как поначалу в школу детишек отдавать не хотели, зато теперь польза видна. И, знаю, вы старост собирали в марте, беседовали с ними. А вокруг что творится: слухам верят, друг перед дружкой умнее хотят показаться. Да и письма подметные много бед наделают ещё.