Звезды сделаны из нас - стр. 23
Я кутаюсь в огромное махровое полотенце с изображением желтой уточки, крадусь в комнату и, плотно притворив дверь, натягиваю любимую безразмерную футболку.
Небо за окном светлеет с востока, предметы мебели в утренних сумерках кажутся ожившими великанами – мрачными, молчаливыми, скрывающими страшные тайны.
Заторможенные мысли похожи на обрывки снов, ноги становятся ватными.
Заползаю под плед, ощущаю блаженство и проваливаюсь в темный глубокий колодец.
Трель будильника раздается так скоро, что это кажется каким-то недоразумением, но, открыв опухшие глаза, я с прискорбием убеждаюсь: прошло три часа. Второе сентября, пора собираться в школу.
Воспоминания о вчерашнем вечере тут же обрушиваются валуном и придавливают: заявиться в класс и посмотреть в медовые глаза главному свидетелю безобразной сцены я не могу. Он наверняка начнет расспрашивать, как я докатилась до такой жизни. Или, что намного ужаснее, совсем не вспомнит обо мне и медленном танце – это тоже вполне возможно, потому что накануне от него несло, как от пивной бочки.
Милана наверняка успела рассказать ему о моей скромной персоне в таких ярких красках, что бедный парень, проходя мимо, будет напяливать медицинскую маску, перчатки и костюм химзащиты.
Какая там дружба! Теперь я даже не понимаю, где набралась такой самоуверенности, что посмела на него посмотреть.
Я всерьез подумываю повернуться на другой бок и умереть, но мама бесшумно вырастает у кровати, и ее грозный вид не сулит ничего хорошего:
– Нелли! – Такое обращение она употребляет, только когда крайне возмущена. – Где ты пропадала всю ночь?
Ответить на этот вопрос честно я не в состоянии – слишком странным и жалким покажется объяснение.
– Ты хоть понимаешь, как я переживала?
Я смотрю на нее, понимая, что вот-вот разревусь.
Мама уже готова к трудовым подвигам: на стройной фигуре худи и джинсы, волосы собраны в небрежный пучок, но круги под глазами не скрыл даже недешевый консилер.
Стыд и сочувствие давят на горло, но, вместо того чтобы поджать хвост и повиниться, я сажусь на край матраса и старательно игнорирую ее присутствие – надеваю носки, потягиваюсь, зеваю.
– Что-то случилось?
– Вообще-то, с этого и следовало начинать…
– Неля, с тобой все нормально?! Говори!
«… Будто ты не знаешь, что все ненормально, и твой план с переодеванием не может сработать…»
Очевидный ответ на ее вопрос горчит на языке, но так с него и не срывается. Что я скажу? Что ей стоило быть осторожней в связях, и тогда бы меня никто не доставал?
Я сдуваюсь:
– Да шучу я, мам. Все хорошо. Просто гуляла с ребятами. А телефон… сдох.
Убедившись, что я цела и невредима и виной всему мои обычные закидоны, мама шумно вздыхает:
– Так, л-ладно. Я убегаю. Яичница на сковороде!.. Не опоздай!
Снова падаю на подушку и накрываюсь пледом. Солнце светит во всю мощь, но бодрости нет и в помине.
Я веду себя как глупый эгоистичный ребенок, но душа болит и никак не может успокоиться.
«Мама, мама… Знала бы ты, какой козырь вручила в руки моему главному врагу…»
Проверяю оповещения в телефоне, но ничего, кроме пропущенных звонков от встревоженной родительницы, не нахожу.
От Глеба Филатова тоже нет никаких сообщений и комментариев, и его игнор отчего-то… бесит, а сам он бесит еще сильнее. Не стоило показывать ему свою не слишком симпатичную физиономию.