Звезды для моей герцогини - стр. 11
— Что ж, Пуркуа, придется нам с тобой тут немного задержаться, — обращаюсь я к королевской собаке, и она высовывает язык в знак одобрения.
3. Глава 3
Гринвич, январь 1534 года
Январь пахнет рождественскими пирогами — с гусями, голубями, куропатками и индейками, которые уже лет десять как стали традиционным блюдом на наших столах. Даже мой унылый Кеннингхолл преображался в январе и становился уютным местом, где хотелось шутить и играть в снежки, а темными вечерами слушать байки старой Нэн.
А при дворе январь — это время подарков. Во всех домах люди дарят друг другу подарки, но королевский двор — особое место даже в этом отношении. Мне всегда было интересно, что чувствует король, когда его каждый год буквально сносит волной подношений, одно ценнее и причудливее другого.
Все должны что-то подарить королю и королеве — это не просто вежливость, это обязанность. Но моя мать опять сумела отличиться. Я снова поражаюсь ее способности напоминать о себе в ситуациях, когда это кажется невозможным. И ладно бы в добром ключе.
Нет же. Она из раза в раз заставляет меня, Гарри и отца извиняться за нее и подбирать слова так, чтобы одновременно осудить ее проступок и попробовать ее оправдать.
Этот год Анна Болейн впервые встретила в статусе королевы. А моя мать демонстративно не прислала ей подарок. Вместо этого она отправила его Екатерине, лишний раз подчеркнув, что именно ее — ту, что занимала трон до Анны, она до сих пор считает истинной королевой.
При том обилии даров, в котором купается Анна, это могло бы показаться мелочью, но сейчас в стране только три герцогини, не считая одной вдовствующей, и когда одна из них плюет на приличия, это, черт возьми, заметно! И это ставит под удар нашу семью.
— Боже, да ей всегда было плевать на семью, — жалуюсь я Шелти. — Из ее уст даже слово «Говард» звучит как ругательство.
— Тебя она больше не может назвать Говард, — пожимает плечами подруга.
— Не думаю, что «Фицрой» у нее получится лучше.
— Не принимай всё так близко к сердцу, Мэри. В любом случае ей придется смириться, если она не хочет всю жизнь просидеть в Кеннингхолле.
— Я уже не знаю, чего она хочет. Она не пришла на коронацию Анны, пыталась сорвать мою помолвку, а те шпионские апельсины для Екатерины…
Шелти смеется.
— История с апельсинами была забавной.
— Посмотрела бы я на тебя, если бы твоя мать занималась чем-то подобным.
— Моей матери в голову не придет прятать письма в апельсинах. Есть в этом что-то, знаешь… королевский азарт. Шелтоны для такого простоваты.
— Твоя мать — Болейн.
— О нет, поверь, она давно уже Шелтон, от макушки до пяток.
Мы идем к королю и королеве, чтобы вручить наши подарки. У дверей в Большой зал собралась оживленная очередь из придворных — кто-то искренне хочет удивить монархов причудливыми золотыми птицами и роскошными рубиновыми брошами, а кто-то подготовил банальный кошелек с деньгами.
Люди правда перешептываются, когда видят меня, или я схожу с ума? Ничего удивительного, конечно. Кто же не захочет перемыть кости дочери скандальной Элизабет Стаффорд, которая до сих пор не признает очевидного, что наша королева — это Анна Болейн?
Хотя наверняка здесь есть и те, кто поддерживает мою мать. Просто они не способны на такие же яркие жесты и предпочитают ненавидеть королеву тихо. Но я искренне не понимаю, за что. За любовь к королю?