Зверь: тот, кто меня погубил - стр. 30
Примерно так и её мама сказала мне. Прямо в лицо: «С твоей родословной, ветром в карманах... не х* ловить у этого берега!» Она в отличие от дочери давно уже продажная, временем прожжённая. Не таилась, выгоду выискивая.
Правда отрезвила.
Неприятно, когда нелицеприятное выливали ушатом ледяной воды.
Но нет, так нет...
Хоть и руки чесались красивую мордашку подправить, яростью обуреваем был, но решил со стервой парой слов обмолвиться...
А потом свобода.
Даже терпеливо ждал за общим столом, когда она Новика утащила. Видать мне побольнее хотела сделать: чтобы я видел – она до сих пор с братаном моим! Даже не стесняясь, в его спальне уединялась! И судя по затяжному разговору, они упорно что-то доказывали друг другу.
Так что я ждал. Правда ждал, но не смог дождаться, когда она... из-под Ильюхи вылезет. Залил в себя последний стопарик и решил, что это логово отныне не для меня...
Самку за руку, и на выход!
Наташку трахнул, как и Стаську. Нет, не потому, что место понравилось, а потому что до жалящего спазма хотелось вытрахать те воспоминания, что до сих пор долбились отчаянно в голове. Ну или хотя чуток заглушить новыми и горящими, которые могла подарить связь с Натахой. Но нет! Ни черта... Мне, бл*, до трясучки Настю хотелось.
Застегнув ширинку, признался Наташке, что никак мне с ней. Что зря она... вообще мне под ноги попалась. Что козёл я, пох*ст, и на неё мне х*. На слёзы смотреть не желал. Слушать рыдания и причитания – тем более. Оплеуху не позволил отвесить – перехватил руку и пригрозил девчонке:
- Не занимайся х*й. Живи, а меня позабудь...
И ушёл!
Домой лишь на секунду заглянул. Мать уже в хлам бухая на кухне в ворохе помоев и бутылок валялась. Она-то и до этого на ногах не стояла, а теперь... Даже собутыльников её не вышвырнул. Надоело сражаться с мельницами ветряными. Сплюнул зло, дверью хлопнул. На х* всё! На х* всех!
И зашагал прочь – из дома... Из города... Прочь от прошлого...
6. Глава 6
Глава 6
Настя/Стася
- Кто? – непонимающе просипела пьянющая мать Зверя. Когда-то женщина была удивительно хороша собой. Танцовщица вроде. Из большого города приехала за мужем. В школу устроилась – учителем ритмики. Все хорошо было, пока отец Глеба самоубийством жизнь не покончил. Вот тогда она сломалась. На него большую недостачу повесили. Я тогда совсем маленькой была, но помнила её по школе. Уже выпивающей.
- Глеб, он же на побывку приехал, - терпеливо пояснила я. Женщина рассеянным взглядом блуждала по площадке своего этажа, явно не цепляясь за разумную мысль.
- Вроде нет его, - дыхнула перегаром.
- Простите, - я протаранила ненавязчиво женщину. – Я только гляну, - виновато.
- Глеб! – чуть голос повысила, торопливо заглядывая в комнатку однушки. Срач жуткий... И пусто. Вещи, бутылки, коробки... разбросано и вонь стояла несносная. Я поморщилась и на кухню заглянула – тут ещё хуже. Будто сдох кто-то, алкаши за столом о чём-то бурно спорили.
Нос зажала, и прочь из квартиры бросилась.
Наплевав на стыд, к Наташке побежала. Знала, где жила, мы к ней как-то заглядывали в гости. Девушка вышла на площадку... зарёванная, подавленная.
- Ты значит? – укором сразу.
- Что я?
- Душу вытрепала, стерва...
- Н-наташ, ты прости, - задохнулась от чувств, от волнения и того, как торопилась, - я готова поговорить, но не сейчас, - затараторила, понимая, что девушка имела право меня ненавидеть, презирать. Могла молча дверь захлопнуть, а того хуже – всем рассказать о нас с Глебом.