Золотой век Испанской империи - стр. 62
Однако у Карла были и свои личные трудности – прежде всего связанные с его матерью. В январе 1525 года кузен Карла, Фадрике Энрикес, адмирал Кастилии, в своем письме к нему упоминал, что посетил королеву Хуану и что она жаловалась ему на плохое содержание со стороны маркиза де Дения, который был и его, и ее близким родственником{253}. Маркиз, которого звали Бернардино Диего Сандоваль-и-Рохас, человек сухой и черствый, был губернатором Тордесильяса – а следовательно, главным надзирателем за Хуаной «ла Лока». В этот момент разговора с Энрикесом Хуана находилась в светлом уме, однако «в дальнейшей беседе ее речь стала неясной»{254}.
Кроме того, Карлу не хватало денег. Польский посол Дантиск в феврале 1525 года отзывался, что он никогда не видел, чтобы испанский двор был «настолько нищим», как на тот момент. «Деньги добываются беспрецедентными методами, и все посылается в армию в Италии. Император пребывает в чрезвычайной нужде», – добавил он в своем дневнике, когда пришел получать орден Золотого Руна для собственного монарха, утонченного Сигизмунда I Польского. Разговор между Карлом и Дантиском происходил на немецком и итальянском. Дантиск и сам страдал от нехватки денег, несмотря на то что получал хороший доход из своих владений в Польше. Имея всего лишь шестьдесят дукатов в месяц, он не мог жить так, как требовалось послу: он мог позволить себе всего лишь шесть или семь лошадей и десятерых слуг{255}.
Однако уже наступали более счастливые времена. Петр Мартир в своем письме в Рим – которое оказалось последним{256}, – говорил о двух судах, прибывших в Севилью из Новой Испании под командой Лопе де Саманьего, который впоследствии еще сыграет роль в управлении заокеанской империей. На борту находились два тигра, а также серебряная кулеврина[46], посланная Кортесом в предыдущем октябре, еще до того, как он покинул Мехико-Теночтитлан{257}. Дантиск сообщал хорошие новости об Индиях, в частности об «открытии новых островов», которые он не называл, но которые, по его словам, «изобиловали золотом, пряностями и благовониями (aromas)». Он докладывал, что только за один день в Новой Испании причащаются 70 тысяч человек, и добавлял, что, поскольку там была жестокая засуха, испанцы убедили индейцев пройти процессией, неся впереди крест, вследствие чего начался дождь и урожай был спасен. «Эти индейцы гораздо больше похожи на людей, нежели те, что были открыты прежде [в Карибском море], и плавание к их островам оказалось короче, чем путешествие португальцев»{258}.
А 10 марта император Карл получил еще более замечательные новости: вслед за триумфом в Неаполе его итальянская армия – под предводительством надежного Антонио де Лейвы, любезного Шарля де Ланнуа (вице-короля Неаполя), коварного француза коннетабля де Бурбона и блестящего Франсиско де Авалоса[47], который стал маркизом Пескара, – разгромила французов при Павии; был даже взят в плен король Франции, беспринципный и обаятельный Франциск I.
Ланнуа лично отнял меч у короля Франциска, однако победа была по большей части делом рук Авалоса – одного из наиболее замечательных дворян-воителей своего века. В 1512 году, когда ему было всего лишь двадцать два года, он стал капитан-генералом испанской легкой кавалерии, и в тот же год был ранен и захвачен в плен французами под Равенной. Известно, что он обладал «крепким телосложением и ясными большими глазами, которые, хотя обычно были мягкими и кроткими… начинали метать молнии», когда он был возбужден