Змея. Часть 2 - стр. 9
Он подхватил её на руки и крепко сжал в объятиях. Сознание путалось. Словно в калейдоскопе она видела лишь разрозненные детали – круг оплывших свечей, угрюмый глянец старых обоев, белый череп с провалами пустых глазниц, книгу с медными зубьями застежек, стеклянный шар, меловые линии, кривую змейку соли и стекляшки его очков. Он что-то говорил, тряс её за плечи, растирал щёки. Она видела, как потом он снял очки. Видела, как на его лоб упала чёрная прядь глянцевых волос. Её поразил испуганный взгляд его оживших глаз.
Он отчего-то подхватил её на руки и отнёс на диван. А после она вновь видела его встревоженные, близорукие и вполне себе человеческие глаза. Глаза очень молодого мужчины. В них плавился страх. Но помимо страха там стояла мольба. А потом она заплакала – горько и безутешно, словно маленькая девочка. А он? Он, странный человек, вдруг встал перед ней на колени и стал целовать её руки. И эти поцелуи были такими жадными, что она перестала плакать и только тоненько всхлипывала. А он обнял её всю, жаркую, полную, беспомощную, с мокрым лицом и растрепанными волосами. Обнял и принялся целовать прямо в губы. Пока целовал, он видел её изумлённый взгляд – огромные карие глазищи.
– Григорий Александрович, – всхлипнула она минутой позже. – Вы что же делаете?
Вместо ответа он вытянул из её причёски несколько шпилек и распустил, растрепал, распушил её длинные волосы.
– Так ты ещё красивее…
И вновь посмотрел на неё какими-то растерянными глазами и с силой обняв, притянул её затылок и вновь принялся с жадностью целовать её губы. Он тискал и сжимал её так страстно, что она лишь тоненько пищала в ответ на его внезапный натиск. Его худая рука потянулась к вороту сорочки. Он задыхался, утыкаясь в её грудь.
– Но, как же это? – она показала глазами на пол, с мелом и солью.
– К черту всё! К чёрту вашего Мишеньку! Обойдется. Ничего я не стану делать!
– Да? – глупо улыбалась она. – А так можно?
– Всё можно, Татьяна Николаевна, всё можно.
– Так, а соль?
– Завтра всё вымету. К чёрту!
Он дунул на свечи и потащил её в спальню.
– Что вы делаете, Григорий Александрович? Это же грех. Я замужняя женщина.
– Разве?
– Но я… Но мы… Так же нельзя.
Последние её слова вновь утонули в его поцелуях.
– Я увидела огромный каменный стол. Это был не простой стол, а жертвенный. По его периметру были вделаны кожаные ремни для крепления рук и для ног. И, судя по всему, роль жертвы предназначалась именно мне…
– О, боже, – он нервно сжал её ладонь.
– Да, Миша, как и предполагалось, меня уложили прямо на этот стол и кожаными ремнями закрепили по сторонам руки и ноги. Причем, ноги мои были немного раздвинуты. Рядом с этим столом я увидела небольшую жаровню с углями, расположенную на постаменте. В ней горело яркое пламя.
– Варя, ну что за средневековая дичь! Что им было надобно от тебя?
– Таков обряд. Они не желали мне зла. Они хотели разорвать все те незримые нити, которые тянулись от меня прямо к Сотникову.
– Хорошо, а что потом? – он сглотнул.
– Потом маркиз де Траверсе приблизился ко мне и заголил подол той древней рубашки, что была на меня надета.
– Как это заголил?
– Он задрал мне его по самые груди. Так, что был виден живот и всё остальное.
– Что за мерзость?
– Если бы я тогда не была одурманена тем отравленным вином, я бы, наверное, стала брыкаться и кричать. Но, ты представь, что тогда я даже не возмутилась. Напротив, я стала чувствовать безумную плотскую тягу. Мне казалось, что все мои женские органы объяты огнём жуткого вожделения. Я желала плотского соития. Но, как желала? Это было настоящее безумие!