Змея. Часть 2 - стр. 11

– Ну и?

– Пока я извивалась от сильного желания, краем глаза я видела, как маркиз взял в руки огромные ритуальные ножницы. Знаешь, такими ножницами в стародавние времена стригли овец.

– Зачем они ему? – поразился Гладышев.

– Он начал их нагревать над огнём жаровни, раскалять до красна. И тут я увидела некую фантомную нить. Она походила на обычную веревку, только цвет её был черным. И не то чтобы она была осязаема. Нет же. Она была соткана из неких, невидимых глазу флюидов. И шла от моего паха в глубину этого зала. Туда, где, находился Сотников.

– Он что, так и стоял на прежнем месте?

– Он всё так же находился на большом расстоянии от меня. Он не стоял, он висел меж полом и потолком. Висел и усмехался в злобном оскале – опустив книзу бледное лицо и вперив в меня свои мёртвые очи. А я с каждой минутой всё явственнее ощущала в своем чреве его огромное и жаркое орудие. Ощущала и корчилась в пароксизме страсти. Когда я была почти на самом пике блаженства, маркиз де Траверсе усилил свой голос. Теперь он не просто проговаривал, он кричал свои заклинания. А Сотников вдруг сорвался с места и полетел навстречу к жертвенному столу. Очень быстро. И когда от меня до него оставалось уже не более аршина, маркиз поднёс раскаленные ножницы к моему паху и, лязгнув ими, обрезал ту самую фантомную нить, которая связывала нас долгие годы.

– О, господи…

– Как только раскаленные ножницы коснулись этой нити, Сотников взвыл, словно заколотый вепрь и полетел назад, к концу зала, а далее раздался хлопок, и он исчез, оставив тяжёлое облако серы. А я? Я потеряла сознание.

Барбара встала из кресла и обнаженной прошлась по комнате. В полутьме её тело, освещенное светом, идущим из ночного окна, казалось облитым неким фосфорным сиянием.

– Барбара, ты богиня, – шептал он, тараща на неё воспаленные глаза.

– А далее я проснулась утром, в одной из спален замка де Траверсе. Передо мною был светлый, залитый солнцем эркер, через который слышалось пение птиц. В открытое окно несло упоительной свежестью. Я посмотрела рядом с собой. На стуле лежала та самая рубаха, некогда принадлежащая одной из французских королев. Я бегло осмотрела старинные швы, пожелтевшие от времени оборки и тканевое плетение четырнадцатого века. Но, знаешь что? Помимо старых, почерневших пятен крови, на этой рубашке появились новые пятна. И это была моя кровь.

В ответ Гладышев вздохнул.

– Лишь бы тебе всё это помогло.

– Помогло, Миша. Но, увы, ненадолго.

– Как? Что ты такое говоришь?! – вскричал он.

– Не кричи. Давай спать. Всё остальное я расскажу тебе завтра. Уже слишком поздно.

– Григорий Александрович, – робко начала она, освобождая свою руку из руки «чернеца». – И всё же, это всё странно.

– Что именно? – отвечал он, не открывая глаз.

– Ну, это вот всё. Что мы с вами лежим. И всё, что произошло, это же ужасно по сути. Я не должна была.

– Разве? Кто тебе это сказал? – он открыл глаза и посмотрел ей в лицо.

– Так, грех же какой.

– Ну, если я скажу тебе, что грешить ты начала с того самого дня, как пригласила меня к вам в дом, тогда что?

– Ну, скажете тоже…

– Не веришь?

– Не верю.

– А кто к себе в дом пускает консультантов, не чурающихся чёрной магии?

– Ну, то же совсем другое.