Змея. Часть 1 - стр. 6
При всём своем нигилистическом и декадентском настрое наш герой не мог и предположить, что его собственные обиды и сердечные страдания не будут приняты во внимание ровно никем на этом свете, и вместо того, чтобы оставить его в покое, от него вдруг настойчиво и совершенно пошло потребовали исполнения супружеских обязанностей. Без любви! Да, он был настолько глубоко оскорблен навязчивым поведением супруги, что ясно и без обиняков дал ей понять, что устроенный родителями брак, был свершен не по его воле и желанию, что он лишь оказался жертвой обстоятельств, и что глупо Татьяне Николаевне, в её-то зрелых летах и при её внешности, рассчитывать на ответную любовь. Позднее он всё же жалел о жестокости и скоропалительности собственных признаний. Но из песни слов не выкинешь. С тех самых пор меж супругами пролегла глубокая пропасть отчуждения. О, женщины никогда не прощают подобных обид!
Но странность заключалась в том, что, несмотря на нелюбовь и холодность супруга, Татьяна Николаевна, наоборот, ещё сильнее воспылала страстью к своему избраннику. Она не оставила своей затеи – влюбить в себя ветреного Гладышева. Именно с тех самых пор из их дома не вылезали портнихи, модистки, маникюрши и разного рода парикмахеры. Она настолько тщательно ухаживала за своей внешностью, что многие её знакомые посчитали даже, что брак пошёл Татьяне Николаевне на пользу. Ей часто говорили комплименты о том, как сильно она похорошела сразу же после замужества. Но только она знала о том, что все её изменения произошли не благодаря любви её супруга, а скорее благодаря его «нелюбви». Увы, как она не старалась, он так и не смог очароваться её тщательно деланной красотой.
Но мы слукавим, если скажем вам, дорогие читатели, что между Михаилом Алексеевичем и Татьяной Николаевной никогда не бывало близости. Дело в том, что иногда, благодаря парам щедрого и крайне неразборчивого и легкомысленного Бахуса, а равно неземным ароматам французских духов и роскоши кружевных пеньюаров, наш мятежный герой обнаруживал себя в покоях своей осчастливленной его неистовыми ласками супруги. Потом он долго мучился от того, что в утренние часы ему приходилось повторять свои ночные подвиги, хотя уже с гораздо меньшим энтузиазмом. Спустя дни, он долго копался в себе, пытаясь объяснить собственное нелогичное поведение. И все собственные размышления он сводил к одному неоспоримому выводу: «Всё-таки она моя жена, и я просто исполнил свой долг. Должен же я хоть иногда это делать…» Тем паче, что Татьяна вела себя с ним в эти минуты настолько безупречно и ласково, что ему становилось стыдно за собственную вечную холодность. Но уже к полудню, завтракая с супругой в огромной столовой, он заново отчетливо понимал, что вновь поспешил с добрыми выводами. Когда он смотрел на неё трезвыми глазами и слушал её назидательный тон и глупые в своей очевидности рассуждения, то всякий раз осознавал, что он не любит эту женщину, и что она ему совершенно чужая. С унынием он вновь давал себе зарок, никогда более не пить в обществе жены.
А дальше вновь наступали холодность и длительное отчуждение.
Он просто не любил её, и в этом как раз и была вся трагедия. Но усердию Татьяны Николаевны мог позавидовать сам Сизиф. Она не оставляла надежды, влюбить в себя неверного супруга. И надо сказать, что довольно часто она таки вновь побеждала в этой странной игре, и наш герой снова оказывался в её спальне. И даже совершал в ней довольно пикантные подвиги, от которых его супруга бывала самой счастливой женщиной во всей Российской империи.