Змеиная гора - стр. 8
Мысли роились, наползали друг на друга, путались. А слова давно слышанной Hyp Ахмадом хазарейской[8]тоскливой песни «Один, в саду земли один» звучали в груди. Говорить, дышать, двигаться до тошноты противно…
…Вчера был сын живого отца. Сегодня – сирота. Он шел рядом с Джуманиязом, ловил на себе беспокойный взгляд шофера и опускал глаза: «Зачем, зачем он тащит меня по базару?!»
А Джуманияз, дальний родственник Мухаммеджана, по обычаям мусульман, теперь стал мальчику отцом – других родственников у Нур Ахмада не было. Где-то в глубине души Джуманияз был даже рад. Он давно мечтал о сыне, но Аллах пока дал двух дочерей.
Только говорить об этом было рано.
И взял он с собой парня не случайно. Здесь, в толпе он оттает. Партиец Джуманияз хорошо знал, как спасаться среди людей. Да, Аллах наказывает врагами – это люди. Но он и награждает – тоже через людей, хороших, добрых, настоящих.
Вместе они составят список бедняков – им хлеб первым, зайдут к хлебопекам. Парень увидит сам, как пекут хлеб из той муки, и, может, боль притупится.
Яркий базар, где он знал каждого дуканщика и водоноса, базар многоголосый, куда идут узнать новости, встретить знакомых, помимо воли Hyp Ахмада вытягивал горечь.
– Ляблябу! Ляблябу! – выкрикивал продавец вареной свеклы.
– Наренж! Наренж! – вступил с ним в спор владелец померанцев.
Базарный писец, приняв от просителя горсть афгани, протянул в ответ написанное по заказу послание.
Продавец шашлыка куском картона обмахивал угли. От голубого дыма глаза его сделались красными.
Дуканщик держал в руках весы: обыкновенная палка с привязанными к концам железными тарелками. Посередине палка перехвачена веревкой.
Продавец меха дул на серебристую шкурку, встряхивал ее. Шкурка переливалась, искрилась. Покупатель в богатой чалме с сомнением покачивал головой. А продавец проникновенно убеждал:
– Накинешь мех – слез радости не сдержишь.
Раньше в меховых рядах было много туристов. Сейчас даже дешевый афганский мех не продается – война.
Мимо дукана шли ослики. «Уш-уш», – погоняли их подростки. Спины длинноухих прогибались под тяжестью корзин. Мальчишки везли на окрестные огороды удобрения.
Под куском брезента, натянутого на три шеста, трудился уличный цирюльник. Он на секунду поднял голову и приветливо кивнул Джуманиязу, прижимая левую руку к сердцу. Перед ним на скамейке сидел пожилой крестьянин с седой щетиной на голове. Побрызгав на голову водой, парикмахер начал усердно массировать ее. Затем, взяв в руки старую бритву, стал скоблить голову клиенту. Не нравилась Нур Ахмаду эта профессия.
Торговать многим дуканщикам помогали мальчишки. Чем помогали? Они еще не умели красиво завернуть покупку, не могли и товар достать с высокой полки. Зато, когда покупатель вынимал бумажник, мальчишка на правах свидетеля и пособника купли-продажи начинал требовать и свою долю: «Бакшиш[9]давай!»
Не сворачивая, они прошли по расстеленным прямо на земле только что сотканным коврам. По цветным узорам перед ними весело протопал копытцами ослик, проскрипела тяжелая повозка. Никто не свернул. Каждый ковер должен так обработаться.
Из-под ног выскочила бездомная курица и бросилась прямо в лужу. Здесь ее поймал выскочивший из дукана мальчишка. Он схватил коричнево-огненную птицу за лапы и тут же выставил на продажу, стал зазывать покупателей.