Змеиная гора - стр. 7
Сайфуддин-хан слушал, опустив глаза.
Это надо ж такое придумать!
Интересно посмотреть на ту мать, что родила этого рыжего прохвоста. Это же не просто провокация. Это блевотина самого дьявола.
Но сработать должно. Наш народ темный и легковерный.
И все же если бы пять лет назад кто-то сказал, что неверный, американец, будет учить его, афганца, как лучше обмануть афганцев, он бы плюнул тому человеку в глаза.
ХЛЕБ
Ветер нес с гор запах талого снега и первоцветов. Вечером Hyp Ахмад любил, подкинув щепок в очаг, смотреть на огонь. Отец рассказывал, что когда-то очень давно афганцы поклонялись огню, считая его божеством. С тех времен остался обряд – гасить пламя свечи руками, а костры при уходе не заливать водой, а оставлять догорать.
Если отвернуться от огня и дать глазам привыкнуть к сумеркам, то в маленькое окно увидишь невысокие горы, застывшие прямо позади улиц. Дальше – заснеженные вершины и зацепившиеся за них темно-синие тучи. Редкие огоньки в домиках, прилипших к склону горы, кажутся сказочными, ненастоящими.
И может быть, ненастоящее, придуманное все то, что говорил сейчас друг отца шофер Джуманияз?
С улицы доносились веселые голоса мальчишек, играющих в лянгу[6]. Громыхали о выбоину в дороге большие колеса грузовой тележки. И никто не знал в этот лиловый вечер о горькой вести, которую принес в дом Hyp Ахмада друг отца.
Слова утешения, приготовленные шофером, растаяли сами. Вздрагивающие мальчишеские плечи, долгое и тонкое «и-и», похожее на крик раненой птицы, горечь потери друга и жестокость боя у Черных Камней – все это искало выход в других словах.
– Враги, бача[7], кричали, что голод возьмет нас за горло. Сейчас все увидели – слухи разносили грязные языки. Не победить им, не запугать нас. А теперь стисни зубы. И на всю жизнь запомни: раненный, истекающий кровью, твой отец не выпрыгнул из горящей машины. Он вывез хлеб из-под огня. Стеклянная крошка иссекла ему лицо, глаза. Машину он вел, не видя почти ничего. Где взял силы этот человек?!
Быть может, стоит только закрыть глаза – и страшный сон уйдет, забудется? Hyp Ахмад зажмурился…
Из заветного уголка память вдруг вынесла розовое теплое утро.
Отец и сын лежат на траве у родника. Вода в роднике настоялась на травинках и скрученных листьях мяты. «Выпьешь – будешь самым смелым! – отец щурится от яркого солнца. И уже серьезно добавляет: – Одного бойся: имя свое, а значит и мое, обесчестить… Послушай, что сказал великий Фирдоуси: “Только двое не знают ни смерти, ни тленья: лишь дело героя и речь мудреца. Проходят столетья, не зная конца. И солнце, и бурю – все выдержат смело высокое слово, доброе дело!..”»
Голос Джуманияза заставил вздрогнуть:
– Душманы потом бежали, как жалкие шакалы! Они ведь теперь только сзади нападают, открытого боя боятся. У Черных Камней многим из них не поздоровилось. И вот еще листовка…
С помятого грязного листка, отпечатанного где-то в Пакистане, смотрел Сайфуддин-хан.
Из написанного следовало, что он, верный слуга Аллаха, призывает всех истинных мусульман под зеленое знамя ислама. Другими словами, зовет всех желающих служить в своей армии, уничтожать неверных – партийных активистов, сарбазов и офицеров вооруженных сил, шурави.
Беда – не страх. Страх можно одолеть самому. С бедой без людей не справишься.