Змеелов - стр. 6
– Задумчивая ты, Ирга. Молчаливая…
– Тебе что с того?
Звенигласка вперилась очами в пол. Этими-то очами Василь перво-наперво и начал грезить: огромные и с длиннющими ресницами, что у коровы. У Ирги-то, да и у самого Василя глаза были что щёлочки, да к тому ж изогнутые, как у лисицы. А у Звенигласки круглые и синие, как озерцо лесное. Или как васильковые головки посреди пшеничного поля. По малости Василёк спрашивал, отчего мать нарекла его странно. Ни Изумрудом, ни Лисом, ни Листом… в Гадючьем яре-то с именами просто: высокий – Костыль, младший да неожиданный – Дан, рыжий – Ржан. И вдруг… Василёк! Нынче же Ирга глядела на Звенигласку и думала, что мать узрела нечто, им с братом неведомое.
Коса у Звенигласки была русая, как пшеница зрелая. Носила она её обёрнутую вокруг лба, и Ирга всё дивилась, отчего с такой тяжестью голова не отломится. Верно, в родных Кардычанах слыла Звенигласка красавицей, ну да теперь и спросить не у кого – родных у неё не осталось.
Словом, немудрено, что влюбился Василь ещё прежде, чем Звенигласка, поборов пережитый ужас, заговорила. Но это тогда, первые дни после счастливого спасения, девка рта раскрыть боялась. Нынче же поди заставь замолчать! Вот и теперь щебетала, усевшись подле Ирги.
– А как разрешусь, перво-наперво в баньке попарюсь. Горячей-горячей! На острове-то всё больше холод да сырость, я к такому не привычна…
«Ну и проваливала бы с нашего острова!» – могла сказать Ирга. Могла, но промолчала. Потому что, как бы сильно не злилась на Звенигласку, всё ж помнила, как привела её в баньку в первый раз.
Спасённая чужачка спала крепко – криком не разбудишь! Ирга ждала, что девка от каждого шороха будет вскакивать, но ошиблась. Василь сидел подле найдёнки, положив широкую мозолистую ладонь ей на темя, и девка дышала ровно и глубоко. Стоило убрать руку – начинала трепыхаться. У Ирги же словно ледышка под сердцем смёрзлась от эдакого зрелища, и она в тот день переделала все дела, что откладывала с лета: и прорехи в одёже зашила, и стол выскоблила, и в погребе прибралась. Так время до вечера и пролетело.
К закату же истопили печь и осторожно разбудили чужачку. Оно и отмыть гостью не мешало бы, да и самим отмыться, но важнее иное. Когда является на свет новое дитё, его трижды вносят и выносят из раскалённой бани. Совсем хорошо, если сразу в баньке роженица и разрешится, но всякое случается, и иногда обряд свершают через день-два, а то и через целый месяц, когда младенец окрепнет. Если кто из семьи надолго покидает родные края, поди угадай, сам вернулся али сила нечистая облик родича приняла? Тоже, ясно, ведут в баню. А ежели кто сделал навет и божится, что видал, как сосед оборачивается в зверя или как колдует супротив деревни, то в той самой баньке железным прутом могут кости пересчитать. И тому, на кого навет, и тому, кто видел. Так-то оно верней. Найдёнку тоже первым делом следовало отвести в баню, дабы проверить, с добром или с худом явилась.
Девчушка глядела на брата с сестрой волчонком, отказывалась говорить и есть, хотя живот её и урчал на всю избу. Ирга нерешительно подступилась к ней и протянула руку.
– Пошли, что ли. Отмыть тебя надобно.
Найдёнка только шарахнулась.
– Вместе пойдём, не бойся.
Но девица не успокоилась, а лишь затравленно покосилась на Василя. Ирга фыркнула: