Злые духи - стр. 37
Она наклонила голову – смущенная, прелестная и трогательная.
Он сидел, любуясь ею и продолжая держать ее руку, которую она не отнимала.
В этот момент между публикой произошло движение: на средину комнаты вышли две совершенно обнаженные женщины. Начался танец.
Под звуки танго женщины сплетались, расходились, принимали позы.
Эти позы делались все более нескромными, и в зале послышались восклицания и даже как будто ржание.
Два толстых немца, заслонив это зрелище от других своими широкими спинами, то подскакивали, то приседали, слегка повизгивая, напоминая привязанных на веревку псов.
Ремин посмотрел на Дору.
Она глядела куда-то вбок, будто стараясь не видеть, и лицо ее залилось краской.
– Вась это не шокирует? – спросил Ремин.
– За кого вы меня принимаете? – вдруг обиженно заговорила она. – Неужели вы считаете меня за какую-то отсталую буржуазку, которую может шокировать красота. Красота всегда величественна и прекрасна, где бы она ни проявлялась. – И Дора захлопала танцовщицам, которые, закончив свой номер, упали на ковер уже совершенно в порнографической позе.
Восклицания, подобные ржанию, усилились, покрываемые аплодисментами. Тамара ходила между группами гостей, громко восхищаясь и что-то шепча некоторым.
Подойдя к Доре, она тоже шепнула ей что-то, от чего ту слегка передернуло, но она сделала над собой усилие, растерянно улыбнулась и сказала:
– Да, да, я это понимаю.
К Ремину подошел высокий пожилой человек – эмигрант-писатель.
– Я сегодня сделал вывод, – сказал он со своей обычной невеселой усмешкой. – Что то, что здесь показывали, всякий может видеть когда угодно за два франка, но людей забавляет и привлекает именно то, что это делается на публике. Ну, положим, мужчин я понимаю еще, но вы, женщины, зачем платите за это десять франков, когда вы голых женщин в России, в торговых банях, за двугривенный сотню можете видеть.
– Э, земляк, – вмешалась Тамара. – Вы все еще в шестидесятых годах живете! Мы ушли, мы иначе смотрим!
И они заспорили.
Везде говорили громко. Распивали вино, что-то напевали, курили и почти никто не обращал внимания на негра в красном фраке, который выделывал замысловатые па под музыку кэк-уока.
От жары и табачного дыма было трудно дышать, а в открытое окно веяло сыростью и свежим воздухом, там виднелись верхние этажи домов, снизу освещенные электрическими фонарями, и клочок темно-бархатного неба, усеянного звездами.
– Не пора ли домой? – ласково спросил Ремин, посмотрев в слегка побледневшее лицо Доры.
– Да, да! – быстро поднялась она и торопливо стала натягивать длинные шведские перчатки.
Дора пожелала пройтись пешком.
Настроение Ремина делалось все веселее и веселее.
Он говорил, шутил и даже слегка злословил насчет «четвергов» m-lle Парду.
Ему захотелось смеяться, школьничать.
Дойдя до площади de la Concorde, он весело сказал:
– Как хорошо.
Она остановилась и, посмотрев кругом, спросила:
– Вам нравится? Но это не старина, это все новое…
– А не все ли равно? Мне сегодня так хорошо, так весело, я чувствую себя юным, гимназистом каким-то, хочется бежать… Побежим, Дарья Денисовна! Смотрите, какой широкий и гладкий тротуар, кажется он сам полетит нам под ноги.
Он схватил ее за руку, и она сделала шаг, чтобы бежать, но сейчас же опомнилась и обидчиво сказала: