Зимняя песнь - стр. 25

Йозеф вжал голову в плечи. Нервно сглотнув, он выдавил:

– Четырнадцать, маэстро.

– И как давно ты занимаешься музыкой?

– С младенчества, – вмешался папа. – Играть он начал раньше, чем говорить!

– Георг, пускай парень сам за себя скажет. – Маэстро Антониус снова посмотрел на Йозефа и кашлянул. – Ну, так что же?

Брат перевел взгляд с меня на отца и только потом сказал:

– Я занимаюсь с трехлетнего возраста, маэстро.

Маэстро Антониус фыркнул.

– Дай угадаю: фортепиано, теория и история музыки, композиция, так?

– Да, маэстро.

– Полагаю, отец также обучал тебя французскому и итальянскому?

Йозеф окончательно растерялся. Помимо немецкого языка и баварского диалекта, мы совсем чуть-чуть говорили на французском, а из итальянского знали разве что музыкальные термины.

– Ладно, вижу, что не учил, – маэстро небрежно махнул рукой. – Ну, – он кивнул на скрипку в руке Йозефа, – посмотрим, что ты умеешь.

В голосе старого маэстро звучал неприкрытый скептицизм и презрение. Должно быть, он задавался вопросом, почему Георг Фоглер до сих пор не свозил своего отпрыска ни в одну из столиц, если парнишка действительно чего-то стоит.

«Потому, – с обидой подумала я, – что папа видит не дальше дна пивной кружки».

– Итак? – выразил нетерпение маэстро, видя, что Йозеф колеблется. – Что ты нам сыграешь?

– Сонату Гайдна, – слегка запинаясь, промолвил брат. Внутри у меня все сжалось от сочувствия.

– Гайдн? Нет у него ни одного путного произведения для скрипки. И какую же именно сонату?

– Н-номер два. Ре мажор.

– Тебе, очевидно, нужен аккомпанемент. Франсуа!

Рядом с маэстро Антониусом буквально из ниоткуда возник паренек. Пораженные его внешностью, мы с Йозефом едва не подскочили на месте. Трудно сказать, что удивило нас больше – красота молодого человека или темный оттенок его кожи.

– Это Франсуа, мой ассистент, – объявил маэстро Антониус, не обращая внимания на изумленные ахи публики. – К сожалению, он не скрипач, зато клавишными инструментами владеет мастерски.

От издевки маэстро мои брови невольно поползли вверх. Юноша в напудренном парике, одетый в безукоризненный сюртук из парчи цвета слоновой кости, расшитый золотом, и замшевые бриджи, напоминал скорее симпатичного фаворита, нежели помощника музыканта. Сердце кольнул страх: что вообще за человек этот маэстро Антониус?

Йозеф прочистил горло и метнул на меня взгляд, исполненный панического страха. Мы с ним репетировали в дуэте, дуэтом планировали и выступать. Я шагнула вперед.

– С вашего позволения, маэстро, я сама хотела бы аккомпанировать брату.

Только теперь маэстро Антониус заметил и меня.

– Кто это? – осведомился он.

– Моя дочь Элизабет также обучена музыке, – сообщил папа. – Прошу извинить ее, маэстро. Я лишь уступил детским просьбам.

Я поморщилась. Да, папа учил меня музыке, но не потому, что я этого заслуживала, а потому, что так было нужно для его целей. Я служила дополнением, выполняла роль концертмейстера и полноправным музыкантом не считалась.

– Настоящая музыкальная династия, – сухо заметил маэстро Антониус. – Прямо как Наннерль[12] и Вольфганг, а?

Папа затряс головой.

– Разумеется, мы уступим партию аккомпанемента юному мастеру Франсуа, если ты того желаешь, Антониус.

Маэстро кивнул.

– Franḉois, assieds-toi et aide le petit poseur avec sa musique, sonate de Haydn, s’il te plait. Numéro deux, majeur D