Зимняя песнь - стр. 26

[13].

Франсуа резким движением поклонился, подошел к фортепиано, откинул фалды сюртука, на мгновение продемонстрировав нам, зрителям, небесно-голубую шелковую подкладку, и уселся на табурет. Под откровенными и не слишком дружелюбными взглядами публики он сохранял поистине удивительное хладнокровие. Юноша положил руки на клавиатуру и кивнул моему брату, ожидая сигнала вступать.

Йозеф пребывал в смятении. Молодой человек был прекрасен: гладкое, безупречное лицо, полные губы, большие темные глаза, длинные ресницы. Чернокожего мы видели впервые, однако я подозревала, что моего брата привел в восторг отнюдь не цвет кожи Франсуа.

Я кашлянула, Йозеф вздрогнул и тут же приложил скрипку к подбородку. Щеки его пылали, взглянуть на своего визави он не осмеливался, а на его губах играла робкая, застенчивая полуулыбка.

Наконец Йозеф овладел собой и кивнул Франсуа, задавая темп взмахами смычка. Дуэт заиграл, в зале воцарилась тишина.

Полагаю, рядовой слушатель затруднился бы отличить исполнение Йозефа – или даже Франсуа – от игры любого другого профессионального музыканта. Оба брали каждую ноту точно и чисто, у обоих была грамотная фразировка. Тем не менее, если бы вы знали моего брата так же хорошо, как я, или просто любили музыку, то непременно ощутили бы, сколько понимания, сколько смысла в его исполнительской манере. Музыкальный текст Йозеф превращал почти что в человеческую речь, из нот и аккордов извлекал слова и предложения.

Основная часть публики, впрочем, относилась к разряду непосвященных, так что вскоре после начала пьесы приглушенный гул голосов в помещении возобновился. Большинство гостей вернулись к угощению и напиткам, из вежливости общаясь шепотом. Интерес к Йозефу и Франсуа проявляли немногие: маэстро Антониус, члены моей семьи и Ганс. Когда же я заметила в темном углу зала еще одного внимательного слушателя, сердце мое так и замерло.

Король гоблинов.

Он сидел среди нас – спокойно, не таясь, одетый в неброские кожаные штаны и куртку из грубой шерсти. И все же трудно было не обратить внимания на его высокий рост, стройную фигуру, необычные волосы и оттенок кожи, разительно отличающий чужака от всех нас, приземистых и темноволосых сельских жителей. Взор его прожигал меня насквозь, затрагивал самую потаенную глубину сознания, куда не мог проникнуть более никто. Рот Короля гоблинов кривился на одну сторону в желчной, язвительной усмешке.

Его присутствие опять вызвало неприятный зуд в моей памяти, царапанье тонкой лапки, напоминающей о какой-то утрате. А затем в один миг все вернулось, накрыв меня страхом: длинные пальцы и сок персика, похожий на кровь; моя сестра в алой накидке посреди зимнего леса, забытый разговор среди деревьев. Внезапно на всем свете остались только я и сестра – мы как будто застыли в текущем моменте… Время, как и память, – еще одна из его игрушек.

Я разрывалась надвое. Наброситься на него? Сделать вид, что не замечаю? И все же я боялась подойти к Королю гоблинов, признать его существование. Заговорить с ним – значит, сделать его реальным, я же хотела, чтобы он по-прежнему оставался моей упоительной тайной.

– Так, так, – удовлетворенно кивал маэстро Антониус.

Временной пузырь лопнул, до моего слуха вновь донеслись прекрасные, чистые звуки музыки, исполняемой Йозефом и Франсуа.