Зимние сказки - стр. 7
Грустно мне так стало, что оставил я дела на Федьку, а сам пошел в свою комнату и уговорил полштофа водки. Пил, не закусывал. А потом уснул. Проснулся ночью оттого, что дверь скрипнула. Сердце у меня отчего-то подскочило, а потом возрадовалось: пришла моя любушка ко мне, желанная. А сам глаза зажмурил покрепче. Пусть домогается, коли сама пришла. Она ко мне под бок прилегла, и стала ласкать да целовать, да оглаживать. Кто бы на моем месте устоял? Эх, господин хороший, какая это ночь была! Вкусил я сладости, какой отродясь не ведал. Нет, я не святоша был, грешил иногда, но то все не в счет. Под утро только прикорнул слегка, на часок, не боле. Проснулся враз, как не спал, рукой щупаю рядом – нет никого. Я вскочил, как на пружине подброшенный. Нет, не ушла моя красавица. Платье надевает как раз. Я смотрю, и вдруг из прорези голова показывается. А уже светало, и все хорошо видно. Что такое? Не Фекла это вовсе, не Фекла, разрази меня! А женщина смотрит на меня влюбленными глазами, и я смотрю, но в недоумении.
– Что, не рад, что пришла? – спрашивает она. Ба, да никак, это сама Феклина хозяйка! Как же я влип-то? Стою, молчу, гляжу во все оба глаза. И верите, так она мне по сердцу, что взгляд отвести не могу.
– Возьмешь меня за себя? – снова спрашивает она.
– А как? – еле выдавил. – Разве вы не замужем? Разве ты не барыня? Как так можно?
Тут она мне и рассказала правду. На самом деле Фекла – не служанка, а актриска. Ее один барин замуж звал, золотом обсыпал, а она сбежала от него заместо благодарности с новым полюбовником. А чтоб следы замести, они прикинулись роли играть – актриска стала служанкой. А барыня моя была и вовсе наемной прислугой. Тут я сообразил, кто из приворотной плошки щи хлебал, а кто из тарелки с золотой каемочкой. То есть я своими вот этими руками на нас обоих приворот сделал!
И скажу я вам, ни разу не пожалел, что так сложилось. Живем душа в душу вот уже восемь годов. Двое ребятишек у нас, вы их видели – крепкие да ладные ребята, не скажешь, что матушка их на один бок кривая, да лицом щербатая. Я ее все равно люблю. Сам виноват, что бабке Крутилиной щербатый горшок продал да кривую кацавейку за услугу подарил. А она и накрутила мне за это. Это я к тому, что имя для человека много значит. Я Дорожкин, а она Крутилина, стало быть, так оно и есть. Ну что, еще по стопочке, господин хороший?
Кокошник Марены
Рассказ уездного лекаря
Близ Костромы боры дремучие, нехоженые, редкий охотник сюда забредет, который не боится ни медведя, ни волка, ни лешего лохматого. С тех пор как наши ополченцы тут проходили, шире раздался лес, словно богатырь в плечах, поднявшийся на защиту родины. Зимой совсем непроходимы заросли, только вьется укатанная дорога по краю, а с другой стороны поле снегом, как саваном белым, укрыто до весны. Катилась однажды по такой дороге повозка, запряженная казенной лошадкой, седок знай лошаденку постегивал. Оттого, что день выдался солнечный, то ли по другой причине, радостно было на душе урядника по имени Фрол, который ехал по казенному делу в дальнее село. Этого смышленого паренька послало начальство расследовать жалобу, пролежавшую под сукном несколько месяцев, но по распоряжению градоначальника извлеченного на свет для завершения; касалось дело земельного спора соседей. На замечание урядника: не сезон ведь плетни переставлять – исправник так глянул на него, что Фрол залился девичьим румянцем и смущенно опустил взор на носки своих разбитых ботинок, в которых явился в участок неделю назад в свой первый трудовой день.