Журнальный век. Русская литературная периодика. 1917–2024 - стр. 2
Именно журналы у нас создавали внятные писательские репутации. Они продуцировали атмосферу диалога, а нередко и ожесточенной борьбы между различными литературными партиями. С ними связали свою судьбу едва ли не все заметные отечественные авторы. По ним судили, да и судят о достижениях и провалах словесности того или иного исторического периода. И входить в литературу по-прежнему принято прежде всего с журнальных страниц.
Это в России норма, начатая карамзинским «Вестником Европы» (1802–1918), продолженная пушкинским и некрасовским «Современниками», «Отечественными записками», «Русским вестником», «Божьим миром», «Русским богатством», иными многими журналами – вплоть до модернистских «Золотого руна», «Весов» и «Аполлона».
И судьба общая, так что в 1918 году новая власть закрыла все издания с дореволюционным стажем. А спустя малый срок открыла уже свои, советские. В 1921 году появилась «Красная новь», в 1922-м возникли «Молодая гвардия» и «Сибирские огни», в 1924-м – «Звезда» и «Октябрь», в 1925-м – «Новый мир», в 1931-м – ЛОКАФ, то есть будущее «Знамя», в 1933-м – «Интернациональная литература», в 1939-м – «Дружба народов».
Жизнь поначалу еще пестрела, и по своему, как сейчас говорят, контенту журналы различались. Однако модель была унаследована карамзинская, и принципы журнального устройства держались (впрочем, и посейчас держатся) те же.
Что это за принципы, выделяющие наши ежемесячники в общемировом контексте?
Во-первых, журналами у нас и в XIX, и в XX веке очень часто руководили харизматики – либо писатели действительно крупные, либо, в советскую уже эпоху, те, кого крупными назначила власть. Во-вторых, по русской традиции журналы всегда двуглавы, то есть лишь часть своего пространства отдают стихам, прозе, вообще изящной словесности, а оставшуюся часть посвящают аналитике, разговору о жизни – и собственно литературной, и общественной. Еще и поэтому, в-третьих, они воспринимаются не только как «библиотека для чтения», где есть и ситец, и парча, но как целостное высказывание о вызовах времени. Высказывание почти непременно конфликтное, и в этом смысле (я говорю о четвертом принципе) журналы у нас – это журналы с направлением, с солидарной позицией – и эстетической, и политической. Что обычно материализуется, подведем наконец черту, в стихии спора, в полемике журналов друг с другом.
Двести двадцать лет жизни – срок немалый, и естественно, что исключений из этих пяти правил хватало. Однако традиция есть традиция, и, расширяя журнальное пространство в дни Оттепели, власть ориентировалась именно на классические нормы. В согласии с ними толстые литературные ежемесячники были открыты или возобновлены во всех национальных республиках, во многих крупных краевых и областных центрах: «Север» в Петрозаводске, «Подъем» в Воронеже, «Волга» в Саратове, «Дон» в Ростове-на-Дону, «Урал» в Свердловске, «Ангара» в Иркутске, «Дальний Восток» в Хабаровске, и это не считая «Литературной Армении», «Литературной Грузии», «Литературного Азербайджана», рижской «Даугавы», кишиневских «Кодр», киевской «Радуги», алма-атинского «Простора», ташкентской «Звезды Востока»…
Оборвем перечень. У каждого из журналов, будто сеть наброшенных на всю шестую часть суши, свой облик, свой путь и своя история, которая еще будет написана.