Журнальный век. Русская литературная периодика. 1917–2024 - стр. 4

Да разве и сейчас – по принципу избирательного родства – мы ведем себя не так же?

Благо и в наши дни классические, то есть возникшие более полувека назад, журналы так же – стилистически! – разнообразны, как разнообразны их исторические судьбы.

О том и пойдет речь в этих заметках включенного наблюдателя, впервые выступившего с рецензией в одном из провинциальных изданий в далеком 1966 году и ставшего после перехода в «Знамя» летом 1989 года скорее все-таки соучастником.

И начать стоит, пожалуй, с «Нового мира» – уже потому хотя бы, что сколько он существует, столько и передается в литературной среде лестное присловье: «Фрукт? Яблоко. Поэт? Пушкин. Журнал? „Новый мир“».

В двадцатые годы прошлого века он, конечно, делил славу первого с «Красной новью», возникшей четырьмя годами раньше. Там в главных редакторах состоял харизматичный Александр Воронский – а здесь Вячеслав Полонский, тоже харизматик. Там было программным стремление объединить «стариков» М. Горького, Ал. Толстого, А. Серафимовича, В. Брюсова с молодыми и почти сплошь беспартийными, зато многообещающими «попутчиками» от Есенина до Бабеля, Пильняка и Олеши – но и в «Новом мире» прибыток сопоставимый: «Черный человек» (1926, № 1), «Лейтенант Шмидт» (1926, № 8/9; 1927, № 2–5) и «Спекторский» (1930, № 12), «Жизнь Клима Самгина» (вторая часть – 1928, № 5–9), «Поднятая целина» (первая книга – 1932, № 1–9), «Оптимистическая трагедия» (1933, № 2), «Тихий Дон» (1937, № 11–12; 1938, № 1–3; 1940, № 2/3).

И это не считая «Золотой цепи» А. Грина (1925, № 8–10), «Разговора с фининспектором о поэзии» В. Маяковского (1926, № 10), «Хождения по мукам» (1927, № 7–12; 1928, 1–2, 5–7; 1940, № 4–5, 8; 1941, № 1–2, 5, 7/8) и «Петра Первого» (1929, № 7–12; 1930, № 1–7; 1933, № 2–3, 5–8, 11–12; 1934, № 1–4; 1944, № 3, 6, 8; 1945, № 1) А. Толстого, стихов О. Мандельштама (1927, № 6; 1929, № 4; 1931, № 3; 1932, № 4, 6), пьесы «Закат» (1928, № 2) и рассказов (1931, № 10) И. Бабеля, «Соти» (1930, № 1–5), «Скутаревского» (1932, № 5–8) и «Дороги на океан» (1935, № 9–12) Л. Леонова, неисчислимого множества других, в том числе достойных, текстов, о которых сейчас помнят, пожалуй, только историки литературы.

Что важно сразу же отметить?

Что и «Красная новь», и «Новый мир» возникли, конечно, по распоряжению большевистской власти как издания, где вполне было прилично печататься вождям в диапазоне от Ленина до Молотова и Радека, но позиционировали себя эти журналы – на первых, во всяком случае, порах – как издания подчеркнуто внегрупповые, то есть не являющиеся органами какой-либо агрессивно влиятельной литературной «партии». На них можно было нападать – и нападали, естественно, со всех флангов. Да и власть бдила, так что именно с «Новым миром» случился первый в истории советской литературы журнальный скандал.

В майском номере за 1926 год новомирцы опубликовали «Повесть непогашенной луны» Бориса Пильняка, где не впрямую, конечно, но весьма прозрачно давалось понять, что наркомвоенмора Фрунзе умертвили по личному распоряжению Сталина. И гром грянул сразу: уже 13 мая Политбюро ЦК ВКП(б) постановило, что повесть является «злостным, контрреволюционным и клеветническим выпадом против ЦК и партии»; главному редактору журнала В. П. Полонскому объявили строжайший выговор, а сам номер, который побыл в продаже всего два дня, конфисковали