Журавушки - стр. 39
Павел мотнул головой. Сколько лет прошло, думал, что давно забыл, а взглянул, и сразу вспомнилось, как капусту поливали. В городе ничего не сажаешь. У кого были дачи или старики в деревнях, они ездили туда, а другие на рынке покупали. Так проще. И мучиться не нужно. Не нужно трястись над каждой морковкой или кустом картошки. Выбрал получше, уплатил денежки и тащи домой. А дома хоть засаливай, хоть суши, хоть суп вари.
Павлу предлагали участок под дачу, а он отказался. Зачем, если работать некому. Сын уехал, а одному много ль нужно?! Всего ничего! И это всего ничего вполне можно на рынке взять, а не горбатиться на даче. И поэтому отказался…
По едва заметной тропке Павел спустился к неширокой речке Ветвянке. В одних местах воробью по колено, но есть глубокие места, где дна не достанешь. И ширина разная. В одних местах сужается, и тогда зажатая берегами речка шумит, стараясь вырваться на просторы. А вырвавшись, разливается, постепенно теряя свой бег, а потом снова попадает на узкий участок и опять мчится по перекатам, чтобы снова затихнуть на просторах.
Павел остановился на берегу. Господи, как же она изменилась! Раньше, когда приезжал к родителям, в голову не приходило, чтобы позвать отца и снова, как в детстве бывало, сходить с ночевьем на речку. Редко приезжал в деревню. В основном, когда просили. Помогал по хозяйству. Вечером с отцом шли в баню, а потом подолгу сидели на крыльце. Чаще молчали. Просто сидели, курили и каждый о чем-то думал.
А если спросить, о чем думаешь, любой из них ответил бы, да обо всем и о жизни – тоже. А вот с ночевьем не ходили. У него не было желания. Детство давно ушло, когда с радостью бежал рыбачить. А потом приезжал по принуждению. Если бы не родители, ни за какие коврижки бы не появился в деревне. Братья далеко жили, а ему хочешь или не хочешь, приходилось ехать, если родители просили помочь.
И тогда отец к его приезду побольше работы выискивал, потому что неизвестно, когда Павел в следующий раз сможет появиться. И работали, потом в бане попарятся, и весь вечер сидят на крыльце. Ни рук, ни ног не чувствовали. Какая уж тут рыбалка может быть, если сидишь, и разговаривать не хочется, до такой степени устаешь.
А тащиться к реке и потом всю ночь просидеть возле костра – уже не тянуло. Разговоры возле костра заменили беседами на крыльце. Отец не звал на рыбалку. Видать, понимал, что Павел оторвался от родного дома. Приезжает – и на этом спасибо. А другие-то как укатили – и с концами. Носа не кажут, открытками да письмами отделываются. Это жизнь и никуда от нее не денешься…
Он ходил по берегу, оглядывался на деревню, а потом опять пытался разыскать место, куда ходили с ночевьем. Речка изменилась за долгие годы. Половодьями подмывало берега, и они рушились. Появлялись новые островки и острова, виднелись отмели и мыски, а где был пустынный берег, там всё позаросло кустарником.
Природа не стоит на месте. Она жила и будет жить, а вот человек – это пылинка. Появился в этом мире, мелькнул и исчез, а на его месте новая пылинка оказалась. Появилась, чтобы тоже сгинуть. Вот и получается, что человек рождается в природе, чтобы исчезнуть…
Павел мотнул головой, подошел к поваленному дереву, уселся, достал из сумки бутерброды и стал медленно жевать, поглядывая на быструю воду. Мелькнула стайка пескариков. Застыли и тут же бросились врассыпную от полосатого разбойника, который вышел на охоту. Павел взглядом проводил их. И снова вздохнул.