Журавушки - стр. 32
И правда, Павел никогда не думал, что у человека может быть столько свободного времени… Теперь не нужно торопиться на завод, куда ни свет ни заря поднимался и тащился в любую погоду. Всё, теперь можно лежать и поплевывать в потолок. Даже зарплату, как он назвал пенсию, будут домой приносить. Месяц провалялся на диване, а тебе еще за это деньги платят.
Не жизнь, а малина! Но вскоре эта жизнь стало угнетать Павла. Привык, что всю свою жизнь работал, что нужен был, пусть не всем, но многим – этакий винтик в большом механизме, а тут взяли и отправили на пенсию. Первые дни отдыхал, можно сказать. Отсыпался. До обеда в кровати валялся, газеты почитывал или телевизор смотрел…
Автобус гремел разболтанными дверками. В салоне пахло бензином. Было прохладно. Пассажиров мало. Но Павел знал, что по дороге автобус начнет притормаживать возле каждой деревни, и в салоне станет тесно. Многие ехали с сумками и узлами. Дорога дальняя, чтобы скоротать время, начинаются долгие дорожные разговоры ни о чем, а если прислушаться, в основном говорили о жизни. У каждого находились истории, которыми они делились. И поэтому долгая дорога казалась всегда короткой.
И опять Павел вернулся к своим снам. Одолели в последнее время. Никогда не тянуло его в деревню, уж думать-то забыл про неё, а гляди ж ты, снится и снится она. Даже странно это. Раньше были сны, но какие-то расплывчатые, неясные. Мелькнут, а поднимешься – и не можешь вспомнить. Так, всякая ерунда снилась…
А теперь измучился. Почти всю жизнь в городе прожил. Ну, родился в деревне и первые годы провел там, а потом умотал в город и выбросил из головы эту Васильевку и деревенскую жизнь, потому что у него началась своя жизнь – городская, в которой места не оказалось для села. Не зря же говорят, что человек ищет где лучше…
К примеру, взять родителей. Они тоже родились в деревне и до самой старости прожили в Васильевке, но пришло время, бросили дом и хозяйство и подались к сыну. Значит, не держала их деревня. Родители обратно не вернулись.
И Павел вздохнул, вспоминая свою Васильевку…
Его словно магнитом притягивало к этой малой родине, где прожил-то всего ничего. Днем отвлекался за повседневными заботами-хлопотами, а вот ночами хоть глаза не закрывай. Не успеет уснуть, а Васильевка перед глазами. Картинки из детства появлялись. Уж забыл ребят, а во сне всех по именам вспоминал. На речку Ветвянку бегали. Там дерево было, склоненное к воде. С него ныряли. С весны и до осени купались. Играли на берегу, а потом рыбачили. А журавлей столько было в округе, что диву давались. А потом батя рассказал, что души погибших солдат в журавушек переселяются. И летят они во родные края, и курлыкают над домами, словно просили, что эхто они – отцы и сыновья вернулись с поля боя. И кружили над ними, и курлыкали. И оставались жить мертвые рядом с живыми. Павел думал, что отец обманывает, сказки рассказывает, а присмотрелся – и правда, кружат птицы над домами и курлыкают, словно рахговаривают, да не каждый понимал их…
Ребятни много было в деревне. Вечерами домой не загнать. И всё это стало приходить во снах. А бывало, утром проснется, а в голове еще сон плавает. Понимал, что на кровати лежит, даже рукой за одеяло хватался, но в то же время казалось, что находится в деревне и сейчас донесутся голоса друзей, и они куда-нибудь помчатся. И всё это было таким явственным, что протяни руку, и ты окажешься в прошлом.