Журавушки - стр. 30
У него не было тяги к родному дому, не было тоски по родному дому. Может потому, что уехал рано и сразу вписался в городскую жизнь, которая стала для него куда ближе, чем деревенская.
Он не забывал родителей, изредка ездил в деревню. Женился. Родился сын. Павел стал брать сынка с собой, чтобы свежим воздухом подышал, молочка парного попил, фрукты-ягоды покушал. Жена отмахивалась от деревни. Всегда занята, всегда времени не было. И оставалась дома. А потом все рухнуло. Павел не знал, что сыграло, но однажды жена собрала вещи и ушла.
Свою первую любовь встретила. Снова искра пробежала между ними, да такая, что пламенем полыхнула. Она бросила мужа и сына, и укатила с этой первой любовью на край света. И пропала. Ни одной весточки от нее не получил. Ни разу не поинтересовалась сыном. Видать, первая любовь затмила собою всё, даже чувство материнской любви.
По-чёрному запил Павел. Не то что с горя, от обиды запил. Всё для жены делал, чуть ли не на руках носил, не пьянствовал и не буянил, как другие, а она подхватилась и умчалась со своим ухажером.
Когда приезжал в деревню, отец пытался поговорить с сыном, когда он запил, а потом махнул рукой. Сказал, что шелуха сама отпадет и Пашка вернется к нормальной жизни. И правда, он пить бросил, но глубоко внутри обида осталась.
Возненавидел всех баб. Но пришлось спрятать её – эту обиду, когда на маленького сына посмотрел. Ну и ладно, пусть укатила, а сын-то с ним остался, решил Павел. Нужно было его воспитывать, на ноги ставить. Это бабе привычнее, а мужику – ох, как тяжело воспитывать ребенка! Особенно первые годы, но потом втянулся.
Были женщины, а как без них-то? Он не монах, чтобы до конца дней поститься. Были. Всякие. И сами приходили, и он ходил в гости. А некоторые хотели замуж выйти за него. Ну и что, что с ребенком, зато мужик серьезный и тем более с квартирой – чем не жених. Они хотели, а Павел руками-ногами отмахивался от этой женитьбы. Достаточно одного раза. Вдоволь нажился. И отмахивался от невест, как от мух назойливых.
Павел спозаранку приехал на вокзал. Сразу в кассу сунулся, пока народу маловато было. Взял билет. Вышел на улицу и присел возле киоска на лавку. Киоск еще закрыт. За стеклом пусто. Две-три газеты виднеются, стоит тарелка на виду – и всё на этом. Напротив еще один киоск. Газетный. Свежая пресса. Правда, свежей не пахнет. Некоторые газеты пожелтели, а на других видны пятна, но всё равно продают. И люди берут, лишь бы скоротать время до отъезда…
Донесся невнятный голос из громкоговорителя. Пассажиры заволновались, а некоторые поднялись, подхватили поклажу и заторопились к автобусу, стоявшему в конце перрона. Павел проводил взглядом пассажиров. Поерзал на неудобной скамейке. Нахмурился. Поднял сумку. Расстегнул и заглянул внутрь. Слава богу, не забыл сунуть сверток с бутербродами. Испугался, что на столе оставил.
Всё началось после снов, которые стали одолевать Павла, когда его отправили на пенсию. Покоя не стало от них. Пока работал, отвлекался: сутолока, постоянно с людьми, день пролетит – и не замечал, а возвращался домой, на душе становилось привычно тоскливо, и ждал ночь, чтобы побыстрее завалиться спать. Ухайдокается за день, не успеет к подушке прислониться, уже цветные пятна закрутились перед глазами. Вроде что-то снится, а утром поднимется и ничего не помнит.