Жизнь житомирского еврея - стр. 11
Да и не нужно. Уже в четвертом классе я научился добывать деньги на улице. Играл в пристенок, в биту, позднее в карты, активно менял все на все, практически всегда бывая в выигрыше. Доходы были мизерные, но соответствовали моим не слишком большим потребностям. Я был невысокого роста, худощавый, гибкий и неплохо держал удар. Дрались часто, особенно с шайкой мальчишек с соседней улицы. Не боялся, что могу пострадать: ножей на улице в младших классах, да и в старших еще не было, а получить пару ударов по корпусу или даже по носу – не страшно. Главное, чтобы мама ничего не заметила. Кроме того, я получил несколько уроков самбо у старшего брата одного из моих друзей.
После школы встал вопрос, что делать дальше. Отец предложил устроить на фабрику учеником. Трудно, но отец надеялся, что начальство пойдет ему навстречу. Тем более что в местной газете неоднократно писали красивые очерки о рабочих династиях. Мама была за поступление в вуз, но отец отнесся к этому весьма скептически.
– Что, он у нас, медалист что ли? Кто его возьмет с пятой графой?
Мама возмутилась:
– Всегда ты так, Юра. Ведь он не Коин, а Рогозин Михаил Юрьевич.
– Ну что ты, мать, в приемной комиссии смотрят не по паспорту, а по роже. А он у нас на лицо, как и я, типичный Коин.
Коин была девичья фамилия Розы Исааковны, моей бабушки по отцу. В детстве я не очень обращал внимание на свою внешность, но в старших классах уже задумывался о своем типичном носе и небольшой картавости. Жидом меня практически никогда не называли, но все понимали, что я еврей. Правда, в нашей компании это не было каким-то недостатком. Почти все мальчишки были на половину или хотя бы на четверть евреи.
Как всегда, в споре победила мама. Отец сдался, но сказал, что если Мишка завалит экзамены, то пойдет перед армией работать на фабрику. Мама списалась с вдовой своего двоюродного брата, жившей в Ленинграде, и та пообещала «присмотреть за ребенком» первое время. Отец предупредил, что он не сможет посылать больше чем по пятнадцать рублей в месяц и дал пятьдесят рублей на дорогу. Мама порылась в каких-то баночках на кухне и сунула мне еще пятьдесят рублей. Я просмотрел все свои «богатства» и решил, что кое-что можно попытаться продать. Продавать из-за спешки пришлось по дешевке, но за три дня мне удалось получить от приятелей за это добро более пятидесяти рублей. Таких денег у меня еще никогда не бывало.
Деревянный чемоданчик в руках, автобус до Киева, билет до Ленинграда – и вот я комфортабельно еду в плацкартном вагоне на верхней боковой полке. Жара, вонь в вагоне – все это ерунда, зато можно посидеть в прохладном вагоне-ресторане и заказать бутылочку пива и настоящий бифштекс с глазуньей. Финансы позволяют.
Двоюродная (или троюродная?) тетушка оказалась довольно пожилой дамой, одиноко живущей в маленькой двухкомнатной квартирке двухэтажного деревянного дома, как-то сохранившегося отнюдь не на краю города. Тетя, Клавдия Сергеевна, сразу предупредила, что приходить домой я должен не позже десяти вечера, что на еду она будет у меня брать двадцать пять рублей в месяц, а за проживание ничего не возьмет, пока я сдаю экзамены. Но намекнула, что мне, вероятно, будет удобнее жить в общежитии, если его дадут. Ну, а если не дадут, то она с меня будет за проживание брать только тридцать рублей в месяц, но без питания.